Как бродил-блудил богатырь Ладимир
по родному своему да по краешку,
думал думу Ладимир, думу горькую,
как тоску-кручину развеять, не знаючи,
чем занять себя, не придумавши.
Стал искать себе Ладимир супротивничка,
с кем бы выйти во широко полюшко,
во широком полюшке силою померяться.
Все чуралися добра молодца,
одного взора его остерегалися,
взора недоброва да безумнова,
мыслей чорных его, необъятныих.
Шёл да шёл богатырь, на краю села
видит он: стоит там шинок-кабак,
а пред тем шинком-кабаком стоит
чорный камушек ростом с молодца.
И начертаны на том камушке
на тяжёленьком таковы слова:
"Не входи сюда, добрый молодец,
да не пей вина, а не то не ровён час
ты погубишь себя верной гибелью!"
Как ударил ногой по двери Ладимир -
враз слетела с петель дверь дубовая,
дверь дубовая десяти пудов,
стены крепкие зашаталися.
Как зашёл в шинок добрый молодец,
в руки брал тотчас себе чарочку,
осушал её в три мгновеньица,
а в той чарочке ровно полведра,
ровно полведра зелена вина.
Хоть и выпил он, грусть-тоска никак
из нутра нейдёт, не унимается...
Брал тогда Ладимир втору чарочку,
выпивал её, вытирал усы.
А тоска в груди да всё лютее,
словно едкий смрад, разрастается.
Взял и третию Ладимир чарочку,
опустошил глотками молодецкими.
...Появилося вдруг за окошечком
преогромное зелёное чудище -
дымом пышущее, огнём дышащее -
змий о трёх головах, синемордыих,
синемордыих, в струпьях каменных...
Выбегал из кабака Ладимир-боец
да выхватывал он свой вострый меч,
наносил удар злому чудищу -
отлетела голова, мечом срублена,
только новая тут же выросла.
Снова вдарил богатырь по врагу свому,
поломал о чешую свой калёный меч.
Взял тогда Ладимир свою палицу
и ударил ею по чудищу,
а змию тот удар вообще нипочём,
и зубами палицу вырвал он.
Ладимир стал битися без оружия,
схваткой плотною, рукопашною.
Бьются час един - не сдаётся змий,
бьются два часа - змию хоть бы что,
бьются три часа - глядь поглядь Ладимир,
а стоит он сам по колено в земле.
Нету силушки боле в рученьках,
пот как реченька по щекам бежит.
Ну а чудище тут как дунуло
ярым пламенем прямо в ланиты-де -
затуманились ясны оченьки
добра молодца - и упал он в грязь.
Душа выпорхнула, как и не было...
Уж готов бойцу дом из досточек,
удалому воину да пристанище.
Плачут девицы, плачут красные,
день и ночь кругом надрываются,
плачут жёны все, не унимаются,
воют вдовушки, не жалея слёз,
а за печкою нагло щерится
красный чорт, сидит, озирается.
23.I.19