Беда, если есть цитрусы и кофе,
Если в земле есть золото – беда,
Беда, если в земле есть ласки крохи,
если она права и молода.
Тогда её прижмут к себе, обнимут,
И развернут её тогда, отнимут.
О, ласки Ост-Индийскои кампании!
Оставтье им хоть сказку, хоть струну!
Вся их земля – то шахты и копальни,
И когти шахт железных в глубину.
И нет уже цветущей той долины,
Не слышно уж в предгорьях череды.
Лишь чёрный иероглиф, стебель длинный
Чуть шелестит у чёрной той воды.
Девчат красивых тянут лишь в гаремы,
Страх и покорность множат косность слов.
На скалах клинописны теоремы
Уж не читают люди перед сном.
И всё идёт и в стерлингах, и в центах,
И племя тода - то уж не народ,
И беззаотно юность без акцента
Уж говорит, как говорит народ.
Уже своей и слышать он не хочет.
Наверно, всё. Наверно, уж конец.
Что он поёт, что он вон там бормочет,
Тот перед смертью поседелый жрец?
Он прислонился в храме до придверка,
В том храме, где сейчас погас огонь.
Звезда единственная светит в храме только,
Плывёт молитва на челне в ладонь.
Последний жрец печального народа
Бормочет гимны, складные тогда.
Он пояснил бы тодам племя тода,
Они от веры отреклись уж навсегда.
И юноши, вертки от мимикрии,
Уж переходят на другой фасон.
Бог знает, от чего они мокреют,
И снится им давно забытый сон…. (19.01.2019)