Мы переехали в маленький поселочек за железнодорожным вокзалом провинциального городка. В четвертом классе, в котором я продолжил учиться, была пожилая учительница прежней комсомольской закалки. Она была очень строгая, строила нас по каждой мелочи, и упорно делала из учеников благородных строителей коммунизма.
Мальчишки с поселка были очень дружные и шныряли ватагой по городу и его окрестностям. В конце лета в один из походов в центре города мы встретили подвыпившего мужика, который чем-то привлек наше внимание. Дружелюбное общение, что в то время было достаточно редким, продолжилось тем, что он пригласил нас к себе домой помочь ему собрать смородину и малину в его саду.
И вот картина. Ватага расселась вокруг кустов с тазиками и какими то банками,но основной тарой для сбора ягод были наши животы. И на фоне шуршания и чавканья звучала нравоучительная проповедь о добре и зле, о благородстве и о чем-то еще в этом роде.
Заумная и благородная "беседа" была внезапно и бесцеремонно прервана воплями и ругательствами пришедшей хозяйки. Все кинулись врассыпную. Перелетая через забор, я оглянулся и с изумлением узнал в злобной сварливой хозяйке, которая громко ругала своего мужика и нас вместе с ним непотребными словами, свою учительницу 4-го класса.
Шок был такой силы, что кусты крыжовника и крапивы не стали препятствием. Я их не заметил и не почувствовал, хотя после у многих были штаны в рваных дырках и ободранные до крови ноги.