Колыбельная

Михаил Фомильев
Мишка жил в высотном доме,
но на первом этаже,
всех любил, пожалуй, кроме
тараканов в гараже.
В школе Мишку беспредельно
научили, чтобы он
«Не» всегда писал отдельно
от глаголов и имён:
Не погода, Не фертити,
Не навижу, Не кролог.
Только, что ни говорите,
он всегда любил дотрог.

Мальчик писает с балкона
на соседский «Кадиллак»,
Мишка прыгает на склоне,
только не холма, а так.
(Если у соседа был бы,
скажем, быстрый «Шевролет» —
Мишка всё равно бы прыгал,
но тогда — на склоне лет.)

В сапогах по самы гланды,
как у Первого Петра,
пляшут жители Уганды
у туземного костра,
а на нём — косматый мамонт
загрустил в своём соку.
И внушает старый Бальмонт
кенгурёнку-дураку,
что одним прыжком дебильным
перепрыгнуть Енисей
сможет только самый сильный —
Королевич Елисей!
Кенгуру убил поэта,
тем и выиграв тот спор.
Но его задело это —
вон, сигает до сих пор.
Жалкий, мокрый, одинокий,
бьётся с северной рекой...
Ладно, может, я жестокий,
ну а Бальмонт-то — какой?!
 
Звёзды в небе, камни в почке,
откровения сверчков,
отличаю день от ночи
по количеству бычков.
Спит лукавая планета,
спит упрямец-кенгуру,
бл*ди спят, и спят поэты,
подзатрахавшись к утру,
льются струйки водопадов,
колосится конопля...

Засыпай, моя отрада.
Ненаглядная моя.