(Отрывок из эссе о поэте Николае Шатрове)
Тело женщины
Оно прекрасно навсегда
И навсегда благоуханно,
Отученное от стыда
Наложницами богдыхана.
А через сотни лет опять,
В роскошном королевском замке,
Оно одно не хочет спать
Святое тело куртизанки.
И про (О, Боже мой!) “святое тело куртизанки”... Какой обкатанный литературно - романсовый штамп. Но это и есть романс. Все мелодраматические ситуации, и самые бульварные сочетания здесь соединены в одном произведении. Это оказалось возможно благодаря тому, что говорится не о человеке, не о женщине, но абстракции - “Тело женщины”.
Потом, оно облачается в благородные кружева, оно свободно... но это не спасает. Возникает страшная тема ревности:
Его скрывали кружева,
Оно от ревности дрожало.
И с криком: “Ты ещё жива?”
В него вонзали сталь кинжала!
Жуть! Какие страсти! Как ясно слышен этот крик! К чему он? Может быть её уже задушили, а она ещё жива... Какое-то вечное, бессмертное тело. Так и хочется его вслед за героем протыкать кинжалом бесчисленное количество раз. И пусть пачкаются кружева. Но это ещё что...
В него влюблялись ангелы! Стихотворное воплощение известного мифа, которым был увлечён и Лермонтов, (“Демон”) и Брюсов (“Огненный ангел”), который стал любимой темой не только по-этов, но и мистиков, и вообще художественной культуры. Об этом и в Библии есть, когда сыны Божии стали нисходить к людям.
И снова опускалась ночь,
И снова наступало утро,
И ангел удалялся прочь,
От плеч, белее перламутра.
И монашенка, облекает это тело в жесткую власяницу и молится всю ночь “о женихе своем небесном”. О, какая это пламенная молитва!
А в каменном монастыре
Монахинею в платье тесном.
Оно молилось на заре
О женихе своём небесном.
Какой стон в конце строфы! В общем, в стихотворении есть всё, чтобы стать популярным, чтобы запомниться навсегда. Всё, чтобы жить с людьми, чтобы настроить на возвышенный лад душу. Всё, чтобы его пели лучшие певицы мира, чтобы оно прочно вошло в национальную, культуру. Это изящно сделанная изюминка. Жестокий романс. Жесточайший романс. Кончается эта история так.
И понимала лишь душа
В нём заключённая до срока,
Что вечной памятью дыша,
Оно обмануто жестоко.
Трагедия в том, что есть память тела, вечная память. Но эта память всегда повторяет один и тот же круг страстей. Поэтому душа смотрит сверху, и видит, что тело вечно обманывается, живя собственной, призрачной жизнью, не замечая, что есть вечная душа.
Кажется, что стихотворение существовало всегда. Оно могло принадлежать, например, Гейне. Но в этом и есть суть того, что я назвал “неоклассицизмом”. Шатров пишет намеченное, но недовоплощенное классикой. Он восполняет недописанное, но как бы уже существующее.
Дальше могут следовать горькие строки, что стихотворение не дошло до людей, не получило известности, не имело жизни. Но нет же, так сказать нельзя.
Это стихотворение сразу стали петь под гитару, как романс. Кто-то сочинил простой аккомпанемент и его пели. Для исполнителя стихотворение даёт множество прекрасных возможностей проявить и голос, и артистизм, и музыкальность. Что у кого есть. Этот романс пела Маргарита, навещая палату раковых больных, в которой умирала Лилиана. Её слушали. Весь раковый этаж приходил и слушал про “Тело женщины”. И тоска отступала прочь. И вновь хотелось думать о прекрасном... Маргариту просили петь ещё и ещё. Разве это не признание?
Нет, стихотворение жило! Стихотворение имело свою судьбу. Но не могу вспомнить его до конца. Оно потеряно сейчас. Но обязательно найдётся.
Шатров мог бы стать первым эротическим поэтом. Он и стал им.
Бледносиренев, словно ирис,
Твой лик передо мной опять,
И платья сладостного вырез,
Куда хочу поцеловать.
Ни хихиканья, ни пошлости, ни мерзости... Поцелуй в вырез платья. Эрос для него - это высота. У нас не было такого эроса в искусстве, поэтому и процветает ныне порнография. Вот наказание за непризнанного поэта. Страшное наказание.
О, вправду на цветок похожа
Ты, отходящая ко сну.
Коснусь, прильну к тебе всей кожей
И всю тебя в себя вдохну.
Любовь с женщиной - цветком. Обладание такой - это вдох. Обладание не руками, не губами, не поцелуями, но всей диафрагмой, всем объёмом лёгких. Вместить её в своё дыхание, вдохнуть... и не выдыхать! “И всю тебя в себя вдохну”! Без остатка.
А вот ещё обращение к женщине. Но уже улетающей далеко за пределы земные, такую не вдохнёшь. Да и есть ли там воздух?
***
Ты нужна мне, как вода, как воздух.
Всё на свете тайна... может быть
Там на небе, где-нибудь на звёздах,
Мы с тобою вместе будем жить.
Там, срывая голубые розы,
Ты узнаешь в озарённой мгле,
Для чего мы проливали слёзы,
Для чего мы жили на земле!
20.10. 1953 г.