Лежал в палате я, очнувшись от наркоза,
ощупывал израненный живот.
В окне шумела ветками береза,
упругой кроной подпирая небосвод.
Я вспомнил медсестер прикосновенья,
свой перекат с тележки на кровать
и ватных челюстей своих тщету-мученье
хоть слово благодарности сказать.
Вплывая в жизнь сознаньем потрясённым,
вбираю в легкие струящийся июль,
а с ним полынь, ромашку, донник.
О чём я тяжко и болезненно вздохнул?
Вошла тихонько медсестра Татьяна,
такая хрупкая, и ростом как дитя,
бела как свой халат, и кажется мне странным,
что переваливал меня не дюжий санитар.
Ах, Таня! Девушка с улыбкою ребенка,
чей стол с журналами и схемой процедур,
зовущая к обеду кликом звонким
и унимающая тяжелобольных в бреду.
Как так случилось, что, в маршрутники подавшись,
зазнался санитар ваш Константин,
бесплатно не подвозит, и в трамвайной давке
скользишь ты, тоньше тонких хворостин?
Я знаю, победят когда-нибудь болезни.
Геном ребёнка получив, направят его рост.
Но сколько ещё дикости пролезет
в хранительные стены — вот вопрос.
Июль 2002 г.