Осенний вечер, мрачный сад томился в тишине.
Грозила буря, дождь молчал, но грезил в пустоте.
Священник молча у скамьи мужчину ожидал
И вот, знакомый силуэт в калитке увидал.
Тот гость готовился давно, он долго сюда шёл.
По саду долго он блуждал, пока «отца» нашёл.
Он не боялся ничего, но совесть не спала.
Она до голых белых стен мужчину довела.
Гость припадал к стопам святым в мучениях дрожа,
Молил пощады он, сулил скопления добра.
Святой отец сел на скамью и молвил: «Говори.
Глаголь ты истину, сын мой, ту, что свербит внутри».
Внимая к исповеди той, священник всё старел,
От дьявольщины в тех глазах сий старец онемел.
Не видел он столь злобных лиц, звериный столь оскал,
Возненавидел он тот мир, что зверя приласкал.
Тут взвился смерч, и грянул гром, и грешник замолчал.
Он блеск огня в глазах святых в ту пору разгадал.
Блеснула молния и нож тогда в руках святых,
Он правосудие вершил, забыв родных своих.
Священник кровь узрел в руках и понял: согрешил,
Он понял, что с крестом таким изгоем стал для Сил.
Минута дум, и вот в саду уже два мертвеца:
Тот санитар, что чистил род и хищник без лица.