Был воскресный день в деревне. Сельчане по домам сидели, а отец с матерью в церковь пошли свечу «за здравие» поставить и всем святым помолиться.
Мы с братом Гришкой дома остались. А накануне отец бражку пробовал - молодое вино поспеть должно было, уже щипало язык. Брат тоже захотел муста отведать.
В погребе две большие дубовые бочки стояли, а к ним был краник приделан. Отец так завинтил его, что слабой рукой и не открутишь. Братик был смышленый у меня, - постучал чем-то по крану и начал вентиль против часовой стрелки вращать, а тот возьми да сломайся. Что тут началось! Тугая струя брызнула что есть сил и, в одночасье, разлилось по полу целое винное озеро. В одно мгновение мы вымокли до нитки, стояли растерянные и белым вином благоухали. Испугались не на шутку. Я брату кричу:
– Что же ты наделал, Гришка! Заругает нас теперь отец,
неделю играть не пустит!
Вижу: Гришка сам не свой – переживает, думает как из переплета выбраться, а потом говорит:
– Давай мы с тобой уток в погреб загоним, они ой какие охочие до винограда, может и не разберут, что это вино, а не сок или водица.
Так и сделали.
Во дворе утки пшено клевали, между собой переговаривались. Стали мы их ловить по две штуки и в погреб сносить, так два десятка и перетащили.
Белоперые кряквы наши в два счета все вино выпили, и все бы ничего, да захмелели, видать быстро – не идут, а ползут, переваливаясь и друг за дружку держатся. Вынесли мы их из погреба кое-как.
Скоро отец с матерью вернуться должны были. Мы – глянь во двор – утки все вповалку лежат, не шевелятся.
Заглянули две соседки на огонек. Смотрят – утки рассыпаны по двору, как солдаты на поле брани. Одна из соседок подошла поближе, оттянула белое веко «пекинки» и как закричит:
– У ней глаз затуманился, кажись неживая уж!
Чем добру пропадать… Взяли, да и ощипали крякух усопших. Много пуха белого вышло, на полдюжины подушек наверное. Что было делать с бедолагами. Недолго думая, все тушки на свалку снесли, для утилизации.
Отец и мать вернулись уже затемно. Почаевничали и спать легли.
Утром, как только солнышко взошло, вышла мать скотину напоить – накормить: овечкам сена подбросить и водички тепленькой налить. Только уток в сарае не нашла - отца позвала, он спросонья прикрикнул на нее, приказал чтоб глаза «разула».
Глянь за ворота – навстречу утки переваливаясь идут, голые, перья только на крыльях, да на хвосте остались, а соседки, что пухом поживились, увидав такую картину, пальцы в крестное знамение сложили и давай молиться, приговаривая:
– Батюшки святы, батюшки святы!
Дед тут же нам с Гришкой допрос устроил. Я на брата смотрела с опаской, а он - на меня. Сговорились мы не выдавать друг друга, я слово дала.
Как на грех, в полдень, сосед Колька забежал, и наш большой и страшный секрет отцу, как на духу, выдал. Догадайтесь, каково было отцово наказание. А вот и не угадали. На целый день и целую ночь мы были отправлены к козам и овцам в сарай и по углам расставлены. Гришка не выдержал столь сурового испытания и вскоре уснул в яслях на соломе. Я с завистью смотрела как он безмятежно сопит.
23 февраля 2018.