Бьют часы. Новый Год скрипнул латами –
В облачении будущих дней. . .
Полумрак свечевой над салатами
И в бокале янтарном на дне.
Растворяются в магии глаз – очки: -
Я сегодня тебя не узнал, -
В полумраке на кофточке – ласточки.
Думал: - может, пришла к нам весна?
Как тогда: помнишь скуку январскую,
У соседей, на стыке веков?
-Ты зимой была майская, баская,*
Без манер и холодных оков.
А давай/ну их в «рай», в «телеящике»/
Коньяку выпьем на брудершафт: -
Глянь, слезинка твоя блещет на щеке, -
Со слезинкой ты так хороша!
-Может Вам оливье припорошенный -
В новогодней, блестящей "журбе"**?
Помню: платьице в белых горошинах
Моих глаз в темноте голубей.
Мы плясали с тобою в двухтысячном:
Толи тАнго, а может тангО;
На стене профиль тенью был высечен –
Так не смог срисовать и ван Гог.
А штанишки-бермуды короткие -
Каблуки на высоком ходу.
Ты была соблазнительно-кроткая,
Но в две тыщи девятом году.
А давай, госпожа, поцелуемся,
Да обнимемся, чай, в суете. . .
Все тосты /прости Бог/ – на колу висят.
Поминальные - ждут на кресте.
Год две тысячи-плюс-девятнадцатый: -
А вернуть «юбилейные» сто?
…Ослеплённая Русь и в прострации
К нам бредёт без дорог и мостов. . .
Помолчим: это нам не ковёр трясти;
Видно время пришло – помолчать.
В темноте силуэт нашей совести
И, не спящие, сказки внучат.
Дон ст. Качалинская 02. 01. 19.
*баская/вологод./ – пригожая, красивая
**журбе – грусти-печали