— И что теперь?
— Выведите ее, прислоните к стене и обведите белой краской ее силуэт.
— Зачем?
— Я буду измерять глубину ее тела.
— Это же никому не позволено!
— Ну и что? В тоскующем мире—она принадлежит всем, но не мне, даже, если я покрою ее ноги золотой пылью. Эту пыль будут вытирать другие. Позвольте мне, хотя бы вместить свой разум в этот белый контур ее силуэта. Запомните! Повторяю, запомните! — разбивает хрупкий стакан об эту стену.
— Но это же бесчеловечно!
— Что же мне делать? Я выделил ей целый гектар земли—она вольна гулять. Все так страстно набрасываются на ее тело, а так она скажет, что только единожды измеряли ее глубину. Это запомнится, это врежется в память.
— Так зачем же Вы сознательно пускаете к себе своих соперников?
— Чтобы они вошли, вытерли свою грязную обувь, полюбовались мной и забрали все мои слабости, чтобы понравится ей. А потом будут миллиард этих копий—целый завод штамповок. Им же будет интересно, кто же познал глубину ее силуэта. Пусть смотрят, пусть будут триста тридцатом. Ведь только на меня она указывает пальцем, ведь все ее жалобы принадлежат мне.
Единственное прошу, мой верный слуга, все мясо, которое они приносят в дар, не отдавайте моей собаке! Скормите лучше свиньям в соседнем хлеву.