Вставал изящный месяц молодой,
Звенящий ветер тучки споро гнал,
Веснушчатою россыпью ночной
Космический простор слегка мерцал.
В глухом лесу в безлюдной тишине
Какой-то сущий дрищ сидел на пне,
Высок, мосласт, аж мумии стройней
И изнутри неярко пламенел.
Он был, похоже, очень раздражён
И злобные слова ворчал под нос,
За десять вёрст бежали звери вон –
Преследовал панический психоз.
Но вот отвыражался сухобздень,
Во всю скелетную поднялся длинь
И вдруг ракетой над землёй взлетел
И вскоре выбрал курс в ночную стынь.
Тем временем на краешке села
В чудной избёнке бабочка спала,
Гербарии по стенам – во дела,
Знахаркою и травницей была.
Не старая и ладная собой,
Лицом и статью видная вполне,
Она могла рукой умерить боль,
Речами грусть оставить в стороне.
Но точно так могла привадить хворь,
Тоскою смертной душу напитать,
Казалось, в ней таилось колдовство,
Способное по-всякому влиять.
Она спала довольно нервным сном,
Ворочаясь и что-то бормоча,
Рывком проснулась – на дворе темно,
Предощущением виски стучат.
Вдруг завыванье, а потом хлопок
В каморочке, где газовый котёл.
«Ага, пожаловал, костлявый голубок,
Совсем забросил – и таки пришёл!»
- Привет, хозяюшка, поди, не спишь? –
Скрипучий голос глухо прозвучал.
- Я по тебе соскучился, малыш,
Когда в последний раз-то навещал?
Он показался – высохший мертвец,
В плаще старинном, в мягких сапогах,
Она скривилась – знатный удалец,
Стал в собственном обличье напрягать.
Ночной порой всегда он прилетал
И в вытяжку эффектно проникал,
От аллергии световой страдал
И шумом о себе предупреждал.
- Какой же ты, Кощеюшка, урод,
Страшён по жизни да ещё раскис.
Соскучился! Хрен, чахнешь от невзгод –
Людские достиженья тянут вниз.
Ну ладно, не серчай, саму тошнит.
Тебя утешу – и себя с тобой,
Давай-ка принимай приличный вид,
Хошь как, а пободаемся с судьбой.
- Совсем очеловечилась, Яга!
Что баская да лепая – ценю,
Но костяная всё ж таки нога –
Поститься не обрыдло, жрать фигню?
- Ой-ёй, владыка, и не говори,
Сплошной в пищевареньи дисбаланс,
И психику ничем не обдурить –
Замучил искушением соблазн.
Людишек-то приходится целить,
А у самой аж слюнки-то текут,
А как профессию-то мне сменить –
И по душе и во бабла дают?
- Ты чё несёшь, за лексикой следи,
Душа ещё какая-то у ней!
- Слышь, не перебивай-ка, погоди,
Не расходись ты, тоже, царь зверей!
Дак вот, порою пользуешь кого –
Такой-то аппетитненький субъект,
Ах, по мозгам бы тюкнула его,
Не то её – на праздничный обед.
Нельзя, разок отведаешь – шабаш,
Придётся в дебри ноги уносить,
А мне теперь-то без людей куда ж,
При господах-то хочется пожить.
Да ты, владыка, не мертвей лицом,
И так красавчик – краше в гроб кладут,
Зато бессмертный – со своим яйцом
Игольным – а людишки все помрут!
И, кстати, сколько мне прикажешь ждать?
Просила ж, как родного, обратись
В кого-нибудь живого, да видать –
Совсем затрахала мозги-то жизнь.
Гость в раздраженьи топнул сапогом,
С шипением окутался парком,
Бубня скороговоркой матерком,
Шагнул весьма приглядным мужичком.
Высок, широк в плечах, лицом пригож,
Не стар, не молод, свеженько одет,
Собою по-хорошему хорош.
- Совсем другое дело, молодец,
С таким тобой приятно говорить.
Не говоря про то, чтобы прилечь.
Хоть говорят – с лица воды не пить,
Но должен разговор свободно течь.
Поведай же, Кощеюшка, печаль,
Небось, тебя, болезного, пойму,
А я тебе свою открою жаль –
Чё ж маяться-то нам по одному.
- Да что тут ведать, - голосом иным,
Как музыкой волшебной, заиграл, -
Сама ведь знаешь – нынче мы смешны,
Теперь людская мелочь правит бал.
Забрали власть – поди-ка подступись,
Того гляди – бессмертного убьют,
Боюсь за свой любимый организм,
Ведь нехотя ж яйцо моё найдут!
Без продыха, больные, мельтешат,
Изрыли землю, всюду нос суют,
Иголку ненароком повредят –
Вот тут-то мне, могучему, капут!
Со страху перепрятал я ларец –
В тайгу, в глубинку, эдак от греха.
Спаси-помилуй, Люцифер-отец.
Был лих – теперь судьба моя лиха!
- Ой-ёй, твоё величество, беда,
Ведь ты помрёшь – и мы с тобой того!
- Не горе, чай, забота – это да,
Я позабочусь, я же деловой.
Беда – что настроенье на нуле,
Сама сказала пять минут назад:
Народец человечий обнаглел –
Охота, страсть, крутого потерзать!
Сам по себе-то человечек – тьфу,
Мне полплевка – и он уже погиб,
Недаром же себя они зовут,
Слыхал не раз я, дескать, пенотип.
Но, сгоношившись в огроменный скоп,
Открыли чуда лучше наших чуд,
Простолюдина взять совсем легко,
А шишек чудесами берегут.
Бывалоче, в минувшие века
Царя любого мог легко украсть,
А нынче, если вождь не мелюзга,
Охрана мне украсть его не даст.
Мог воинству помочь врагов разбить,
На целую страну обрушить мор,
Весь род людской в рабов мог превратить,
Но исполняя Божий приговор.
А нынче мне не только Бог указ –
Мной понукает давешняя грязь,
Блуждаю в мыслях, не смыкаю глаз –
Как возвратить могущества хоть часть?
Уж про войну и вовсе нету слов –
От расчленёнок сил нет воскресать,
Я нынче на войне паскудно плох –
Хоть не убьют, но лучше не встревать.
Касаемо же пагубных зараз –
Могильник что мне стоит откопать,
Но говорю же – мерзкий Бог не даст,
С Ним вовсе мочи нету воевать.
Послал кого-то Он за мной следить,
И чуть я только меру перейду,
Всё наперекосяк, ядрить-мадрить,
Всю обсирает ангел красоту.
И ты, двурушница, к людишкам льнёшь,
В них понимаешь истинных господ,
Тем не меня – себя ты предаёшь,
Тем приближаешь общий наш извод!
- Э, брось, владыка, горе горевать,
К тому ж напраслину не возводи –
Мы лишь при людях можем поживать,
Ведь наше счастье в том, чтоб им вредить.
Нельзя же сильненьких не уважать,
Но тем приятнее подгадить им,
Исподтишка так, знаешь, сокрушать
Лишь изредка умением своим.
Притом они, с их хитреньким умом,
Цивильность классную изобрели.
Мы нашим преогромным колдовством
Такое бы смайстрячить хрен смогли.
От завлекалок ихних веселей,
Вот для примера, значит, Интернет:
Не вставши с места, обо всей земле
Узнаешь всё – чего там только нет!
- Да что я, Интернета не видал?
Меня воротит просто от людей.
Встречался б с ними эдак… иногда –
Когда угодно прихоти моей.
Ты ж с ними – ухитрилась и срослась,
Врачуешь вон, обходишься без мук,
Ты с ними, Ёжка, так сказать, вась-вась,
Проведать можешь каждый их кунштюк.
А что, и вправду ихний Интернет
Всеведущий, всезнающий такой?
Найду ли на любой вопрос ответ,
Найдётся ль в Интернете спец любой?
- Чевой-то ты замыслил, государь,
Уж больно грозен-то твой негатив?
Людишек хочешь постращать, как встарь,
Планетное делище замутить?
- А то – пора бы сильненьким вломить,
Уродов хитрожопых опустить,
Прикольно, что без них не обойтись –
Врага его оружьем надо бить.
Подружка Ёжка, ты уж извини,
С полночи аж пеняю я тебе,
Мне нравится, что ты вась-вась с людьми,
Поможешь, в Интернете покорпев?
Задумал я крутую шишку взять,
Которого всех пуще стерегут,
Давно пора тварюгам показать,
Что некто, кроме них, на свете крут.
Кто самый-самый изо всех вождей
И у кого охрана – хоть куда?
Американский, знамо, президент,
Его украсть – не рыбку из пруда.
Похитить, подержать, потом вернуть,
Не убивать, хоть хочется убить,
Чтоб испытали все людишки жуть,
Но не пытались после отомстить.
Тут документы, знаешь ли, нужны,
Чтоб носу и комар не подточил,
Чтоб я в Америке, как ни взгляни,
Смотрелся как исконный старожил.
И нужен мне компьютерный мастак,
Чтоб всю айтишность на лету бы сёк,
Всю подноготную чтоб завсегда
Без проволочек предоставить мог.
Давай, Ягуся, пошуруй, сыщи,
Ты двинутая юзерша у нас.
Я, словно кур, прилаженный в ощип,
Да не ощиплют, твари, в этот раз.
А я тебе покамест подсоблю
В насущности потребности большой,
Хоть в Африке вождишку изловлю –
Полакомишься, девка, хорошо.
- Твоими бы устами мёд бы пить,
И всё ж таки спеца нашебуршу,
Я видео смогу заворожить –
Вот выложу в ютуб и погожу.
Реклама-то уже есть у меня,
Но только по целительским делам,
Сам знаешь, как умею соблазнять –
Любой людишке фору в этом дам.
- Ты молодца, Ягусенька, давай,
В любодеяньях мне ль тебя учить,
Мужчин ли, женщин разных завлекай,
Чтоб нужного тем проще зацепить.
А я в командировку полетел –
Какой конкретно у тебя заказ?
- Приволоки мне негра пожирней
И поздоровше, значит – про запас.