Возвращение в царство Плутона. Глава БольшОлень

Андрей Рябоконь
   



 
                Глава…               Большерогий    олень   
 
 
 
   Вы все осуждаете людей, а надо осуждать не людей, а суеверия. 
СтОит только тронуть любое из утвердившихся суеверий – и против вас
сейчас же  поднимется  целая  СТАЯ. 
 А людей ругай сколько хочешь:  одни ругают одних, другие – других...       
 
                Николай Гусев,  «Два года с Л. Н. Толстым»      
   
 
 
 
 
 
 На следующий день приготовления к отъезду продолжались ускоренными темпами.
Каюр Илья Иголкин, основная задача которого заключалась в уходе за ездовыми собаками,
вызвался остаться здесь, на краю тундры – заодно охраняя первые трофеи, запасы мяса, и
готовясь к предстоящему через пару-тройку месяцев обратному пути через льды. 
 Собаки отдохнут, нагуляют жирку, а он сам тем временем накоптит впрок Мамонтова мяса да починит упряжь.
На одних санях ремешки сплошь изорвались, да и на других тоже требовали значительного ремонта.       
 
        Рассортировав багаж, занесли в юрту запасную спиртовку и часть лишней одежды. Консервы, спирт и остатки юколы для собак убрали для лучшей сохранности в ледник. А нарты загрузили снаряжением, необходимым для путешествия в дебри Плутонии.      
        На первых нартах поместили разобранные лодки – ведь предстояло искать реку и двигаться вглубь древней подземной страны сотни километров по воде.  Кроме того, на двух нартах разместились и съестные припасы в достаточном количестве, и различные измерительные приборы, запасные ружья и порох в маленьких бочонках, а также спиртовая печка и спирт в бочонке побольше. 
        Третьи нарты решили оставить возле юрты, поскольку всё необходимое удалось упаковать на двух санях.  Здесь же, на стойбище, привязали нескольких собак из третьей упряжки.  А затем двинулись в тундру, надеясь, что скоро на пути встретится река. 
        Двигались чётко на север, поскольку, когда компас наконец перестал шалить после спуска в подземную Плутонию, оказалось, что вместо южного направления он вдруг стал показывать северное.  Объяснялось это просто:  экспедиция, перейдя на внутреннюю поверхность Земли, оказалась «вверх тормашками» по отношению к антарктической поверхности – и спиною к Южному полюсу! 
         
        Небольшие ручейки то вытекали из болотистой почвы, пружинившей под лыжами, то опять пропадали – но в конце концов скоро встретился ручей – пусть пока и не река. Вдоль него и решили идти в надежде, что рано или поздно ручей должен привести их к реке. 
        Только на следующий день к вечеру экспедиция уткнулась нартами в болотистый берег скромной речушки, где путеводный ручей терялся. Речка, хоть и оказалась узкой и мелководной, но вполне подходила для двух брезентовых лодок.      
        Здесь, вблизи берега, в скромной, ничем не приметной ложбинке, Гриша обнаружил сразу две дикие орхидеи, любку и пальчатокоренник Фукса, чему был несказанно рад. И на радостях тут же поделился своими познаниями (главным образом в части ареала этих редких растений) с товарищами. Все узнали (впрочем, не разделяя в полной мере восторг ботаника), что пальчатокоренник, например, встречается на влажных лугах и полянах в лиственных лесах от Белгорода, Харькова и Луганска до Алтая и Северного Урала. А готовят чудодейственный салеп не только из этих двух орхидей. Применяется же салеп главным образом на Востоке – при укусах ядовитых змей, отравлениях, гастритах, язве желудка и катаре дыхательных путей, даже при зубной боли, судорогах и частичном параличе.      
        Услыхав об укусах змей и салепе, друзья посоветовали Грише выкопать пару-тройку этих чудесных орхидей – «на всякий пожарный».  При этом высказав надежду, что лечение не понадобится!      
        Метров через двести к северу берег стал повыше и посуше. Здесь и решили остановиться для отдыха. Отсюда каюр намеревался вернуться к юрте с опустевшими нартами. Там, на месте постоянной стоянки, он дождётся возвращения друзей, сколько бы ни пришлось ждать. 
        Хорошо помня предыдущий опыт, решено было взять с собою двух наиболее смышлёных собак. Назвали одну Генералом – в память о хвостатом тёзке, который побывал в той, северной Плутонии. Другому псу, как бы в шутку, выбрали созвучное имя, назвав Майором. 
 
        В последний раз вместе позавтракали. Попрощались, обменявшись напутствиями – и вот уже лодки тихо скользят вниз по течению, по тёмной мутной воде, на север. 
        Иголкин стоял на берегу и махал рукой до тех пор, пока обе лодки не исчезли вдали. Каюр беспокоился за друзей, как в прошлый раз. Он прекрасно понимал – путешествие опасное. Может быть, оно окажется куда опаснее, чем то, прежнее, двухлетней давности. 
        Вернётся ли экспедиция обратно?  А если вернётся – то в полном ли составе?..      
         
 
        Тем временем лодки скользили по реке всё быстрее. В речку вливались всё новые и новые ручейки, она становилась полноводнее, шире. Уклон местности слегка увеличился, рельеф берегов заметно изменился – небольшие возвышения и пригорки превратились в холмы, чаще стали попадаться большие валуны. 
        Менялась и растительность. На смену кустикам низкой полярной берёзы и полярной ивы пришли более рослые деревца.
        Туман то рассеивался, то вновь собирался над водой, берегами, над островками лесотундры. Красноватое «солнце» по-прежнему оставалось в зените, частично скрытое туманной дымкой. 
 
        Стало теплее.  Путешественники скинули тёплые меховые куртки и помогали течению, подгребая вёслами. 
 
        На носу первой лодки, посматривая на берега и навострив уши, восседал Генерал.  Каштанов и Гриша налегали на вёсла.  Во второй лодке находились трое, не считая собаки по кличке Майор.  Хвостатый тоже сидел на носу лодки, подражая Генералу.   
        Макшеев разместился на корме второй лодки, подгребая одним веслом. Он исполнял, скорее, обязанности рулевого, поскольку из-за давней травмы руки не мог полноценно играть роль гребца.  Но вёслами, как в первой лодке, орудовали двое – зоолог Папочкин с метеорологом Боровым – и этого было достаточно. 
        За день лодки проходили примерно полсотни километров. По прямой, из-за некоторой извилистости речки, пройденное расстояние оказывалось, конечно, поскромнее. 
        Для отдыха выбирали места посуше и поровнее, чтобы ставить палатки, да ещё, по возможности, с хворостом для костра или, в крайнем случае, живыми деревцами, кустарником.  Спиртовую печь и запасы спирта, пока существовала возможность пользоваться иным топливом, не трогали. 
        На пятый день речного плавания местность уже окончательно приобрела типичные черты лесотундры. Высокие кусты и отдельно стоящие деревья достигали уже высоты человеческого роста. Рядом с лиственными породами красовались и хвойные – лиственницы, сосны, ели, можжевельники. Внешне почти все хвойные – особенно те, что росли на открытых местах – напоминали зелёные флаги. Ветви с хвоёй находились в основном на северной стороне, а южные ветки представляли собой убогое, жалкое зрелище. Вероятно, так влияли на древесные растения постоянные ветры, дувшие в одном направлении.  Подобные же явления нередки и для северных широт России.  Только там южные ветви, как правило, развиты лучше северных. 
 
        На берегах, во время стоянок, путешественники нередко видели достаточно чёткие следы мелких и особенно крупных животных – мамонта, шерстистого носорога и каких-то копытных.   
 
        В один тёплый светлый день, когда туман полностью рассеялся и «солнце» Плутон уже начинало припекать, произошло событие, впечатлившее всех. 
        Лодка плыла вдоль берёзовой рощицы, напоминавшей скорее заросли берёзового кустарника или питомник лесхоза. То здесь, то там виднелись узкие тропинки, протоптанные животными, которые приходили к реке на водопой.  Левый, противоположный берег, уже в десяти-двенадцати метрах усеян был низкорослыми лиственницами.  Лишь отдельные деревья «осмеливались» превышать установленный Природой двухметровый «лимит».   
        Вдруг послышался жуткий вой, от которого у путешественников холодок пробежал по спине. Заслышав душераздирающую руладу, обе собаки, жалобно повизгивая, забились на дно лодок. В этот момент искатели приключений усомнились в правильности выбора четвероногих спутников. 
        Вой стремительно приближался. 
        Выскочив с шумом и треском из берёз, которые словно склонялись под его копытами, прямо на середину речки прыгнул гигантский олень. Большерогий, с тревожно раздутыми ноздрями, высоко поднятой головой, он мгновение простоял на пути лодок – а затем сделал ещё прыжок и очутился среди зелёных флагов лиственниц.   
        Тут вой достиг своего апогея, наивысшей точки – и разом оборвался. Справа, на берегу, из густоты низких дебрей возникли твари, ужасно похожие на волков, но гораздо крупнее и с непропорционально большими лобастыми и клыкастыми головами. 
        Передние лапы этих зверей были очень крупными, из-за чего казалось, будто звери приседают или поджимают задние лапы. 
        Исполинский олень, рога которого достигали трёх метров от края левых отростков до правых, с треском ломился сквозь заросли. Мощные рога его царственной короной плыли над зелёными вершинами лиственниц. 
        Несколько первобытных волков прыгнуло в воду. Остальные замешкались в нерешительности на берегу, завидев лодки с непонятными, невиданными существами. У этих непонятных существ были палки, которые полыхнули огнём и громом прогремели над рекой.   
        В этот момент звери, задержавшиеся посреди реки, взвыли от боли и скрылись под водой, окрасив её в алый цвет.  Раздались новые выстрелы – и ещё двое из уродливой стаи остались лежать бездыханными на берегу. 
        Лодки причалили. Охотники собирались повнимательнее рассмотреть поверженных тварей и снять шкуру с одного из хищников. 
    - Вы заметили, что рога оленя похожи на головные украшения лани? – спросил Макшеев Папочкина, перезаряжая ружьё и зорко оглядываясь по сторонам. Волки могли затаиться где-то поблизости. – Ближе к своим краям рога принимают форму лопаты. 
    - И всё же это не гигантская лань, а самый настоящий большерогий олень, «Цервус мегацерос», – ответил зоолог. – Интересен также глазной отросток рогов, имеющий вилкообразную форму. Судя по ископаемым остаткам, рога весят не менее тридцати семи кило... По крайней мере, насколько я знаю, более массивных рогов не приходилось выкапывать. Но, полагаю, рога оленя, которого мы только что видели, потянут на добрых полцентнера! 
    - И эти рога в полцентнера, – заметил с первой лодки Гриша, – сами бегают по лесу!   
 
     Помолчав, пока измеряли убитых волкоподобных зверей, Семён Семёнович добавил вполголоса: 
    - Меня удивляет, что встретили мы этого оленя в южной Плутонии. Ведь обитал он, если я не ошибаюсь, только на севере – причём даже не в Америке, а на территории Евразии, населяя просторы от Алтая до Италии...    
   
 
 Пополнив научные трофеи пятнистой шкурой первобытного
волка, экспедиция продолжила свой путь вниз по течению.
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

  ...продолжение следует...