Возвращение в царство Плутона. глава Коралловые ри

   
 
 
 
 

                Глава 6.       Коралловые рифы...      


 
 …Коралловая пыль медленно оседала на крыши, на листву… искрилась,
словно иней…       
 
             Кир Булычёв, рассказ «Коралловый замок»      

 
 В Чёрном море кораллов нет. Их отчасти напоминает бледно-розовая
жёсткая водоросль КОРАЛЛИНА.  Её известковые стебли лепятся на камнях в зоне прибоя…       
 
             О. Ф. Хлудова, «Волны над нами»       
   
 
 
 
 
 
 
 

 ...К счастью, пройти через Панамский канал в конце концов удалось, хотя и
    пришлось выложить за это изрядную сумму,  причём  русским  золотом.
 
  Но круто менять курс на юг и затем опасными проливами близ Огненной Земли следовать в Атлантику было
  крайне рискованно.
 
       Имелись и другие причины стремиться к восточному побережью Америки. 
 
       Участникам экспедиции переход по каналу ничем особенным не запомнился, хотя масштабы недавнего строительства, безусловно, впечатляли. Общая длина Панамского канала – около восьмидесяти километров, шутка ли! Конечно, с учётом естественных водных артерий и рельефа местности в реальности «всерьёз» прорыто куда меньше – так, примерно шестнадцать с половиной километров из восьмидесяти одного проходят по Лимонской и Панамской бухтам, где выводят большие суда из мелководья к достаточно глубоким водам. Ещё половина пути – по искусственному водохранилищу, названному «озеро Гатун» и подобному же, но маленькому, по имени Мирафлорес.  «Ариадна» прошла этот путь при весьма средней скорости. 
        Карибское море встретило путешественников небольшим быстротечным штормом, который закончился столь же стремительно, сколь и начался. В ближайшие дни корабль шёл мимо Антильских островов, о которых профессор Каштанов поведал много интересного своим спутникам: 
    - Друзья мои, знаете ли вы, что горные хребты Больших Антильских островов – на самом деле участки ветвей американских Кордильер? На севере они сочленены – главным образом на Кубе, мимо которой мы проходим, с известковыми плато. Кстати, поблизости, в открытом море, где-то милях в семи от берега, лежит красивейший коралловый барьер. Вон, видите белую полоску бурунов над рифом? Хорошо, что ураган закончился, и мы теперь можем её разглядеть. В противном случае рисковали бы наскочить на подводные рифы. Местами они подходят совсем близко к поверхности воды, можно сказать, вплотную. 
        Всем захотелось вблизи посмотреть на коралловые рифы. Тут же нА воду спустили самую большую шлюпку. И, поскольку в экспедиционном имуществе имелись четыре маски для защиты глаз и ласты, путешественники получили возможность, ныряя по очереди, наслаждаться красотою подводного царства. 
        Чем ближе к рифам подходила шлюпка, тем выше становились волны. Море вокруг приобрело нежный лазурный оттенок.  Это значило, что на дне кончились луга «черепаховой травы», а на смену морской зелени пришёл белый известковый песок.   
        О рифы с шумом разбивались волны. Этот шум, казалось, заполнил всё кругом, и говорить стало трудно, приходилось повышать голос, почти кричать. 
        Отдали якорь (иначе шлюпку просто швырнуло бы на риф или унесло в открытое море). Теперь в дело пошли надувные резиновые лодки. Они легко двигались по разбитой рифом зыби. 
        Хрустально чистая вода словно притягивала, звала к себе, как сказочная русалка или сладкоголосая сирена из морских легенд, обещая неземное наслаждение. И правда, буйство красок под водой, причудливые формы кораллов очаровывали своею нереальностью, сказочностью. Лиловые и жёлтые веера горгонарий, кактусовидные горгонарии;  внезапно возникший, словно выросший на пути, куст потрясающей ветвистой акропоры, ветви которой напоминают ладошки… Изящные ладони её то ли приветствовали ныряльщиков, то ли звали дальше, в глубину... Изумительно красивы мадрепоры, напоминающие пучки музыкальных труб оргАна из средневекового костёла.      
   
        Экскурсия на риф оказалась и на самом деле волшебной. Коралловые заросли составляют почти половину поверхности рифа. Остальное – волнистая, обросшая литотамнием плита. Вся эта красота концентрируется на глубине до четырёх метров, местами подступая под самые волны.
        Пока одни экскурсанты плавают в тонком слое прозрачной воды, любуясь кораллами, другие, ожидая своей очереди, с интересом слушают комментарии Папочкина касательно «беспозвоночных животных типа кишечнополостных», к которым относятся кораллы, а точнее, коралловые полипы. 
        Ведь кораллы – это, собственно, всего лишь ветвистый скелет, образованный некоторыми видами коралловых полипов. Пусть и очень красивый – но скелет! Из него получаются красивейшие поделки – бусы, камеи, даже маленькие шкатулки. Поскольку состоит коралл из углекислой извести с небольшими примесями оксида железа, магнезии, различных органических веществ. 
        Оттенки этих в прошлом живых «камней» разнообразны – от красного, розового до белого. И если у воды в тропических морях подходящая температура (выше плюс двадцати градусов по шкале Цельсия), нормальная солёность и достаточная прозрачность – здесь могут жить эти «беспозвоночные животные» с массивным скелетом. 
    - Тело их построено по радиальному типу симметрии, – вещал в лодке Семён Семёнович. – У этих животных известны как формы колониальные, так и одиночные. Лишь некоторые – так называемые мадрепоровые кораллы – образуют гигантские колонии, создавая коралловые рифы и даже целые коралловые острова!  Всего в мире насчитывается около шести тысяч видов коралловых полипов. Населяют они практически все тёплые моря, за исключением сильно уж опреснённых – например, Азовского. 
    Коралловый риф – подводная или надводная гряда с очень крутыми внешними склонами, которые прослеживаются до глубин в полтора-два километра! Барьерный риф – один из четырёх основных типов кораллового рифа (учёные выделяют ещё так называемые окаймляющие, внутрилагунные, а также кольцевые рифы, или атоллы – сравнительно узкие полосы коралловой суши, кольцом окаймляющие неглубокие лагуны). Это гряда, отделённая от берега – сплошная либо состоящая из отдельных звеньев, часть которых представляет собою коралловые острова, банки, отмели. 
    Если ныряльщик хоть на полминуты, хоть на десять секунд повернётся и бросит взгляд вверх, то увидит, как над рифом «кипят» волны. В море, как на бегу, вырастают мягкий вал мелкой зыби. Он прозрачен, но пока ещё пуст. А уже через пару секунд он летит над краем кораллового рифа и чудесным, непостижимым образом принимает непрерывно меняющуюся окраску дна. Впрочем, это понятно тем, кто хоть чуть-чуть знаком с физикой, хотя бы в пределах школьной программы:  по законам преломления и внутреннего отражения солнечного света расплывчатые силуэты тёмно-лиловых горгонарий, ярко-красных асцидий, губок проецируются на бегущий вал. О том, что это действительно они, можно лишь догадываться – их очертания смазывает ветровая рябь да ещё блики от солнечных лучей. Нырнувший словно видит сказочную игру драгоценных камней! 
    Вал становится то берилловым, то аметистовым. А через мгновение в нём уже сверкает прекрасный дымчатый топаз!  И если в поле зрения очутились два, три или четыре таких вала, то в любую секунду они все различаются по цвету, оттенкам...       
    И вдруг вал, опрокидываясь, берёт свои новые ноты, которые, складываясь в общую разноцветную картину, мечту художника и музыканта, звучат сладкой симфонией Океана!       
    Бурун бежит ещё пару десятков метров, и внезапно пенный покров рвётся на части, в клочья – и опять начинается игра глубоких оттенков, ярких красок… ещё более ярких, ещё более глубоких. 
    - Нужны сотни тысяч организмов, чтобы выросла колония – высокий изящный куст или шар вроде арбуза, – продолжал вещать Папочкин. – Но рано или поздно любая колония отмирает, превращаясь в кладбище коралловых существ.  Остаётся лишь твёрдый скелет их, «каменная» основа. На этих «камнях» растут новые колонии. Всё повторяется в этих коралловых мирах... И длится такой процесс тысячи, а быть может, и миллионы лет. В результате морское дно поднимается, «прирастая» кораллами, на его поверхности появляются длинные барьеры, отмели, а иногда образуется окаймляющий риф – когда коралловое окаймление выдвигается прямо от берега в виде платформы. 
        Наконец-то подошла очередь зоолога поплавать, освободились ласты и маска. Папочкин вооружился рейкой со свинчатками – она послужит ему щупом и, если понадобится, оружием.  Ведь рядом, возможно, плавают крупные хищницы – акулы. 
        Рыбы, живущие здесь, по разнообразию форм и окрасок вряд ли уступают строителям рифов. Нырнув, зоолог сразу же увидел… попугая!  Разумеется, попугая морского – рыбу.
        Это был довольно крупный экземпляр, килограмма четыре весом. Морской попугай напоминал трёхцветный флаг какого-то государства, но какого именно, Семён Семёнович забыл. Часть рыбьего тела была красная, часть ярко-зелёная, а часть – голубая, в цвет небес над Кубой.  Ещё и радужные глаза в упор посмотрели на зоолога. 
        А вот показались разноцветные щетинозубы. Вот она, сладкая парочка, окрашенная в два цвета. Половина тела у них ярко-лиловая, другая половина – сочных оттенков спелого апельсина! 
        Из-за их спин и хвостов на секунду выплыла и тут же метнулась влево, чего-то испугавшись, лимонно-жёлтая рыбка с тонким чёрным орнаментом. И она, и предыдущие две – тоже коралловые щетинозубы, только различные виды, близкородственные. При малейшей опасности они сразу прячутся под защиту «оленьих рогов» акропор – эти кораллы и на самом деле напоминают рога сказочного оленя.   
        А вот и рыба-собака! Только формой тела напоминает больше леща, чем пёсика, пусть и плавающего. Представьте себе – лещ в полосочку! Яркие зелёные продольные полосы чередуются с чёрными. Эту рыбку Семён Семёнович смог поймать, и сразу же, вынырнув, бросил на дно лодки.
    - Держите собачку! – весело крикнул он. 
    - А почему вы назвали её собачкой? – поинтересовалась Ирина. Она уже ныряла, но такую рыбу видела в первый раз.
    - Видите у неё удлинённое рыльце с выдвинутыми вперёд зубами – они сходятся, как створки пинцета. 
    - Честно говоря, я лучше б назвала её «рыбка-пинцет», - пошутила медсестра.
    - Этими зубками-пинцетиками рыбы обкусывают крохотные щупальца кораллов. Размеры коралловых полипов, как правило, мизерны – от нескольких миллиметров до нескольких сантиметров. Лишь в редких случаях до одного метра.
    - В самом деле? Такие крупные?
    - Да. Но колоний, создающих коралловые рифы, они не образуют. Это актинии. 
    - Семён Семёнович, а вы видели там, под водой, рыбок, очень похожих на камбалу? Они тоже плоские, но «в другую сторону». Плоскость вертикальная, не горизонтальная. 
    - Да, видел, я знаю их повадки. Они ведь  не лежат на дне, подобно камбале. Удобная форма для таких вот коралловых местностей. В случае опасности плоские рыбки моментально прячутся – уходят в узкие промежутки меж ветвей акропоры. И уже никакой хищник их оттуда не вытянет – ни барракуда, ни акула.
        В это время над рифами нырял, наслаждаясь радугой из рыб и кораллов, профессор Каштанов. И, как раз в то время, когда Папочкин увлекательно рассказывал о повадках коралловых рыбок, с профессором приключилась одна история. Оказалось, что прогулка в подводном саду отнюдь не безопасна!
        Сперва Каштанов пробирался у дна узкими извилистыми проходами среди «оленьих рогов» и «ладошек», время от времени выныривая на поверхность за новой порцией воздуха. 
        Вскоре подводные коридоры стали глубже и заметно шире. Появились боковые ходы, как в аттракционе-лабиринте, открытом сверху. Но и там, вверху, где находилась граница волн и воздуха, коралловые ветви местами почти смыкались так, что Каштанову приходилось тщательно выбирать подходящее для всплытия место, чтоб не оцарапаться. 
        Пугающей красотой, кобальтовой синевой и отвесным обрывом открылся вдруг край рифа. Каштанов сделал очередной вдох над поверхностью воды и решительно устремился вниз. 
        Эти несколько метров до песчаного дна, плохо видного сверху, он проплыл за считанные секунды, делая сильные гребки руками и ногами – здорово помогали ласты, позволявшие плыть очень быстро, отталкиваясь от массы воды. 
        Ныряльщик прикоснулся рукою к белому песку на дне и окинул взором торжественный фасад рифа. 
        Вода медленно поднимала человека вверх, а он всё смотрел и смотрел – и не мог оторваться от завораживающего зрелища. Обрыв разбит широкими вертикальными расселинами, словно античной колоннадой. В коридорах между колоннами выглядывают бесчисленные горгонарии, бокаловидные губки, средневековые «оргАнчики» мадрепоры.  В огромную плоскую нишу невозмутимо заплывает гигантских размеров рыба-попугай. Такую пугать бесполезно! Над нею метнулись в стороны две или три пары «собак» во главе суетливой стайки щетинозубов. 
        На подводных уступах «античного храма», в качестве изысканных архитектурных украшений, расположились ветви и кусты разнообразных разноцветных кораллов – изящные, ветвистые, неземные.
        Каштанов прошёл уже несколько подводных коридоров, ныряя и опять выныривая за воздухом, а чувство, посетившее его, не ослабевало. Напротив, казалось, оно разрастается в груди, в душе. Трудно подобрать слово для обозначения этого чувства. Ошеломлённость, благоговение, трепет, восторг!..       
        Реальна ль вся эта бесподобная, ни с чем не сравнимая красота? Удастся ли потом, в России, передать хотя бы частичку её другим людям?  Ведь создать «эффект присутствия» вряд ли под силу даже самой мАстерской фотографии, талантливой картине или гениальному дару литератора…   
        Впрочем, красоту было с чем сравнивать. Некоторые думают, что кораллы из-за своего известкового скелета неподвижны, и под водою риф напоминает мёртвое царство какого-нибудь пресыщенного самоцветами Кощея или ведьмы из пушкинской поэмы «Руслан и Людмила»…
        На самом деле всё обстоит с точностью до наоборот.
        Например, горгонарии непрерывно, без отдыха колышутся от волн.  Да, без них, наверное, коралловый риф казался бы мёртвым. Но именно благодаря таким кораллам (пусть и с устрашающим непосвящённого названием, в котором звучит имя Горгоны из жестокой древнегреческой легенды) риф называют подводным садом! 
        Эдем приготовил серьёзное испытание для профессора. Этот райский сад всё же таил в своих закоулках неожиданные сюрпризы, тайны, подчас весьма опасные! 
        Каштанов решил в очередной раз выйти за риф, на склон – ещё раз насладиться зрелищем античной колоннады, избавленной от полной неподвижности земной архитектуры. 
        Он набрал полные лёгкие воздуха, нырнул в крайнюю расселину и высунулся из неё в открытое пространство...
        У склона кораллового рифа бесшумно проплывала большая, в полтора человеческих роста, акула. Она могла бы сходу атаковать ныряльщика, но не рисковала сунуться в щель рифа, куда попятился Каштанов.
        Её обтекаемая форма была само совершенство! Акульи движения представляли собой такое идеальное сочетание простоты и уверенности, что профессор буквально застыл в восхищении. Пожалуй, восторг и восхищение перевесили кратковременный испуг, испытанный в первые секунды встречи.
        Но вскоре нехватка воздуха заставила Каштанова разжать руки, отпустить ветви коралловых «деревьев» и полностью отдаться той силе, что влекла его вверх. Всё же и всплывая на поверхность он пытался следить через ветви кораллов за склоном, чтобы не упустить момент возможной атаки. 
        Акула делала вид, что профессора её совершенно не интересуют.  Она хладнокровно, подобно опытной обольстительнице, не мигнув глазом и ни единым намёком не обнаруживая свою преступную страсть прирождённой хищницы, медленно и величаво скользила вдоль колоннады. 
        Потом грациозно развернулась и пошла в обратном направлении. Странно, плавники и хвост её при этом почти не колебались.
        Акула остановилась.  В этот момент профессор поднялся над водой и глубоко вдохнул. При этом продолжая сверху любоваться изящными формами хищной красотки.
        Затем Каштанов решил немного погрузиться, на полметра. Погрузившись, он вдруг стал махать на неё своей «охотничьей» рейкой. 
        Ноль внимания! Полнейшее равнодушие и пренебрежение с оттенком презрения. Акула нагло и откровенно игнорировала заслуженного деятеля науки, хотя разделяло их не так уж и много – всего-то каких-нибудь семь или шесть метров.   
        Не заметить с такого ничтожного по океанским меркам расстояния такого крупного учёного было по меньшей мере преступно. И тем не менее, акула его в упор не видела, не хотела видеть. 
        Каштанов рассердился и громко крикнул на неё. Да-да, именно крикнул! Выдохнул свой яростный вопль прямо в воду с такой силой, что вверх к волнам взлетел целый сноп воздушных пузырьков, закрутившись каким-то штопором со всевозможными завихрениями.   
        И тут их взгляды встретились.
        Она заметила крикнувшего. 
 
        Её поразительные, околдовывающие подводным гипнозом глаза… Бесстрастные, жёлтые, нечеловеческие, с жутковатыми вертикальными зрачками.  Зрачки пугали – и вместе с тем притягивали. Точь-в-точь гигантская кошка. Только морская.
        Тигрица.
        Безжалостный зверь в заколдованном коралловом лесу.
        Каштанов почувствовал, как холодок пробежал по спине.
        Пауза явно затягивалась. Пришло ощущение, что сейчас может случиться что-то непоправимое, ужасное, фатальное.   
        Но в этот момент акула резко встрепенулась, вздрогнула – то ли от неутолённой страсти, то ли от вечного голода. Словно произошло короткое замыкание. И вслед за невидимым электрическим зарядом последовал мгновенный старт – развернувшись в неуловимые доли секунды, могучая морская хищница мелькнула чёрной молнией – и пропала вдали. 
        Она слилась с лазурной синевой. 
 
        И только после этого до Каштанова дошёл мощный ток
  воды, от которого склонились, всколыхнулись, взмахнули
   тревожно «ладонями» плети горгонарий…   
 
 
 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
  ...продолжение следует...