Возвращение в царство Плут. Глава 4. ГалаДраконы о

Андрей Рябоконь
   
 
 
 
 Глава 4…    Галапагоские острова, или Драконы островов Галапагос      


   
 С трудом веришь своим глазам, когда видишь эти острова, увенчанные кратерами, и потоки застывшей лавы.
Становится ясно, что совсем недавно там, где они находятся сегодня, простирался океан.
Мы нашли ту точку во времени и пространстве, в которой человек сталкивается лицом к лицу с
великим событием, тайной тайн, появлением на земле новых живых существ
                Чарльз Дарвин       

 
 твоя смелость, Алиса, может изменить судьбу нашей планеты
                Кир Булычёв      

 
 Некоторые современные учёные считают, что драконы давно вымерли. Наивная точка зрения!..
Просто по прошествии столетий драконы потихоньку научились искусству мимикрии.
 Они успешно мимикрируют, т.е. притворяются недраконами       
             Андрей Рябоконь   (очерк «О классификации драконов»)

 
   Что ж, не такое уж и маленькое существо. 
 Дракон в фут длиной  может  больно  искусать…       
                Кир Булычёв,  повесть «Последние драконы»      
 
 
 

 
 
 

         Глава 4.  Галапагосские острова 
         или Драконы островов Галапагос

   
 Все последние дни стоял полнейший штиль. Запасы угля в трюмах заметно сократились, и поэтому «Ариадна», не имея возможности использовать паруса, шла малым ходом. По ночам же машины стопорились полностью – и тогда удивительная тишина окутывала корабль, словно мягкой ватой.  Даже всплески мелких волн у бортов были почти не слышны. 
        Направление движения, пусть и сильно замедлившегося, оставалось неизменным – строго на восток. 
        Но до встречи с Южной Америкой путешественникам ещё предстояло увлекательнейшее приключение. 
        В жаркие предновогодние дни – жаркие в самом прямом, тропическом, а не переносном смысле – «Ариадна» медленно приближалась к островам Галапагос. Эти затерявшиеся в океане клочки базальтовой лавы со времён Чарльза Дарвина привлекали внимание любознательных естествоиспытателей. И наши путешественники не были исключением.       
    - Друзья! – обратился к своим товарищам, которые собрались к ужину за столом в уютной кают-компании, руководитель экспедиции. – Со дня нА день мы с вами приблизимся вплотную к удивительной экспериментальной лаборатории, созданной великой Природой! Лаборатория эта – вулканического происхождения. Находится она практически на экваторе, в трёхсотмильном отрезке девяностого меридиана. Имя ей – Галапагос!       
    - Посетить такую лабораторию – мечта любого зоолога! – воскликнул Папочкин.       
    - И не только зоолога, – уточнил Каштанов, – геологу, ботанику, метеорологу и вулканологу, даже палеонтологу – всем здесь найдётся работа! 
    - Автору теории происхождения видов наблюдения над местной флорой и фауной дали в руки ценнейшие факты, без которых он вряд ли смог бы столь убедительно обосновать свою эволюционную теорию. 
    - Но почему именно животному и растительному миру Галапагосов суждено было сыграть такую важную роль в развитии науки? – спросила Ирина. 
    - Дело в том, что именно здесь, на этих изолированных от внешнего мира, выжженных безжалостным солнцем островах развились особые виды флоры и фауны – так называемые эндемичные, то есть свойственные только данной местности формы – изучая которые можно проследить изменения, в частности, животного мира под влиянием природных условий, – ответил зоолог. – Изолированность островов и полное отсутствие на них крупных хищников привели к тому, что некоторые биологические виды – например, огромные, не свойственные, скажем, нашему климату, ящерицы, я бы назвал их маленькими ящерами или дракончиками – стали совершенно не похожи на своих собратьев, «американских кузенов», живущих на относительно близком к Галапагосам континенте. 
    - Насколько близком? – заинтересовались слушавшие.
    - Около тысячи километров до американского побережья, – пояснил Николай Иннокентьевич. – Кстати, на этом отрезке мы опять пересечём экватор – ведь наш дальнейший путь будет пролегать через недавно выстроенный Панамский канал. Но это уже в Новом, 1917-м году. 
    - Многие вопросы влияния окружающей среды на животный мир далеко ещё не выяснены до конца даже в наш просвещённый и, увы, чересчур воинственный век. Полагаю, наблюдения в такой чудесной лаборатории под открытым небом помогут и нам раскрыть какие-либо новые тайны! – сказал Папочкин. – Если, конечно, мы сможем задержаться на Галапагосских островах – пусть на неделю, пусть всего лишь на каких-то пару дней, - и тут он вопросительно посмотрел на Труханова.
    - Да, трёхдневная остановка на Галапагосах запланирована, - кивнул руководитель экспедиции. – Полагаю, это будут интересные, до предела насыщенные впечатлениями дни.       
    - Огромнейшее вам человеческое спасибо, Николай Иннокентьевич! – с чувством воскликнул Папочкин, и остальные дружно поддержали его. 
    - Если позволите, я расскажу немного о наших «дракончиках», - предложил зоолог. – Как известно, любой человек, потерпев кораблекрушение, неизбежно гибнет, если ему приходится долго пить морскую воду, ибо наши слабые организмы не в состоянии переработать соли, которые содержатся в морской воде. Игуаны же – «драконы», что ждут нас впереди – «научились» поглощать огромное количество морской воды без малейшего вреда своему драконьему здоровью. До сих пор учёные не могут понять, каким образом игуаны, да и другие морские животные, изгоняют из тела… нет, не злых духов, а излишки солей, неизбежно ими поглощаемых.  Но у меня есть одна гипотеза, которую очень хотел бы проверить, как говорится, на месте.       
    Мне кажется, что в организме игуан, живущих в море, есть особые железы, абсорбирующие лишнюю соль. Более того, мне кажется, что самое подходящее место для размещения таких желёз – возле глаз, где-то около глаз и носа. Вполне возможно, что насыщенный солевой раствор изгоняется из тела наших ящеров путём солёных слёз – или, скажем, «здорового насморка»!       
         
    - Здоровый насморк – это вы здорово придумали! – рассмеялась Ирина. – В связи с вашей гипотезой сразу вспоминаются и «крокодиловы слёзы».
    - Вы совершенно правы! – ещё более оживился Папочкин. – Я думаю, что ставшие притчей во языцах, басней или ярким примером эзопова языка так называемые крокодиловы слёзы, есть не что иное как выработанный эволюцией способ древних рептилий избавляться от лишних солей в организме! 
    - Интересная гипотеза, – Боровой задумчиво почесал подбородок. – А как вы думаете, морские ящеры на сушу выходят? Мы сможем их разглядеть или хотя бы увидеть издалека? 
    - Да, безусловно, – зоолог явно «сел на своего конька», - морские игуаны много времени проводят в воде, но и на «брег морской» тоже выходят, и довольно часто. Им же хочется погреться в солнечных лучах… привычка, оставленная сухопутными предками.  Вы только представьте себе картину:  драконы почти метровых размеров разлеглись на базальтовых камнях – вальяжно, словно какие-нибудь важные вельможи! А между ними деловито снуют красивые крабы – крупные, гораздо больше тех, что живут в иных морях и океанах – но в то же время помельче наших сахалинских гигантов.  Эти красавцы с клешнями заползают на спину драконов, чистят, выковыривают из плотной шкуры затаившихся там крохотных клещей... 
    Каждая игуана занимает своё собственное место. Выглядит это смешно – массивная ящерица, словно умудрённая опытом служебная собака, обнюхивает, прямо скажем, облизывает буквально каждую пядь своего пути, безошибочно разыскивая свой путь средь множества иных, находя среди множества запахов свой любимый…
         
        Не прошло и двух дней, как с высоты раздался крик марсового: 
    - Земля! 
        Наконец «Ариаднa» бросила якорь у берега Фернандины – самого западного и одного из самых маленьких островов драконьего архипелага. Фернандина встречала путешественников пустынными скалами, плеском волн, что накатывали на камни, и криком птиц. 
        Клочок суши – точнее, каменистый обломок, затерянный в безбрежных океанских просторах.
        Холодное течение Гумбольдта отбирало у этой земли последние капли влаги.  Тропические острова – на самом деле скалы, похожие на безжизненную пустыню.
        Но жизнь существовала и здесь, в забытом богом уголке великого Тихого океана.  Хотя и казалось подчас, что бОльшего уничтожения силы Природы нанести не в состоянии. 
        Иссушающий зной стекает с раскалённого неба. Он избороздил каменистую землю трещинами и глубокими расселинами, буквально испепелил её. 
        Безжизненность островов – кажущаяся. Изолированность архипелага – благо для его пернатых, четвероногих, прочих немногочисленных жителей – и рай для учёного!  На пустынных утёсах обитают редчайшие виды – морские игуаны и сухопутные легуаны, гигантская черепаха, галапагосский голубь и семейка эндемичных вьюрков. 
    - Нам крупно повезло, – сказал Папочкин, делая первые шаги по каменистому берегу, и обращаясь к друзьям. – Фернандина пользуется славой самого «игуанистого» острова из всех островов архипелага.
    - Теперь и я это вижу, – воскликнул Боровой: - Да вот же, вот же они! Боже! Эти ящеры напоминают исчадия ада! 
        Наши путешественники смотрели, как буквально в двадцати шагах от них разыгрывается, по-видимому, настоящая драма:  один крупный ящер приближался к другому, всем своим видом выражая угрозу.  Второй самец – а это были, скорее всего, именно представители сильной половины драконьего мира – грозно мотал головой вниз и вверх, словно зловеще кивал. 
        Да, это не являлось дружеским приветствием! Оба широко распахнули красные пасти, а затем, выгнув спинной гребень и продолжая кивать, начали топтаться на выпрямленных ногах. Драконы, выпрямляя ноги, как будто увеличивали свой рост, и так не самый маленький. Оба самца изо всех сил запугивали противника. Время от времени разъярённые игуаны выпускали из ноздрей тоненькие струйки воды. 
        Макшеев при виде таких воинственных танцев громко рассмеялся: 
   -  Нет, на исчадий ада ваши ящерицы вовсе не похожи. Скорее, пародия на огнедышащих драконов из сказки! 
        Тем временем раскрывший алую пасть пришелец, по-прежнему на прямых ногах (учёным непривычно было видеть прямоходящего ящера!), начал угрожающе вышагивать перед хозяином территории. Оба старались поворачиваться грудью к врагу, не подставляя противнику менее защищённый бок. 
        Безо всяких сомнений, оба ящера всячески пытались выглядеть сильнее, чем были на самом деле. Покружив ещё пару минут, они остановились. Их пасти оставались открытыми – что очень уж походило на широкую улыбку американцев-китобоев при холодных недобрых глазах, благодаря чему подобие улыбки превращалось в натуральный хищный оскал. 
        Казалось, драконы вот-вот ринутся в бой и, намертво сцепившись, совьются в смертельный клубок. Они и в самом деле бросились друг на друга вовсе не по-дружески. Лбы ящеров с громким стуком столкнулись. Каждый, напрягая все силы, старался сдвинуть противника, спихнуть его с места. 
        Их спины вздыбились, под кожей судорожно перекатывались мускулы. Оба ящера вцепились когтями в застывшую лаву…
   
        Дуэль продолжалась подобным образом ещё несколько минут. Затем драчуны… мирно расползлись в стороны, словно забыв друг о друге. Напряжение выдавало лишь учащённое дыхание. 
        Оказалось, это был всего лишь первый раунд! Путешественники, на которых драконы не обращали ни малейшего внимания, продолжали с интересом наблюдать за ходом битвы. Очень скоро холоднокровные бойцы, приняв угрожающие позы, опять начали сходиться для продолжения схватки, ящеры с новыми силами перешли в наступление. 
        И на этот раз владельцу спорной территории повезло:  ему удалось подступиться к агрессору сбоку – и тот не смог устоять. Медленно, очень медленно он сдвигался в сторону. Левая передняя лапа задрожала от напряжения. От каменистой почвы оторвался один коготь, затем второй, третий... Всё. Пришелец потерял равновесие. Словно гигантский жук, опрокинутый на спину, он пару секунд беспомощно болтал в воздухе лапами, затем извернулся и вскочил на четвереньки. Но, утратив боевой дух, вновь в битву не кинулся. Бывший агрессор, быстро перебирая лапами, отступил в скалистую расщелину. 
        Победитель же, кивнув головой, гордо прошёлся перед ретировавшимся врагом. 
        Просидел униженный и оскорблённый вояка в своём тесном укрытии минут семь или восемь.  По-видимому, пришелец оправился от первого поражения и смог прийти в себя настолько, что решил напасть «без объявления войны» ещё раз.  Но не тут-то было!  Победитель уловил краем глаза движение и в корне пресёк новую попытку вооружённой когтями агрессии.  Он попросту… сел сверху на крохотное ущелье, заблокировав там неудачника-террориста, и не выпустил врага на простор. 
        Впрочем, вторая попытка вылезти, предпринятая через некоторое время, у того удалась – и «страшная битва» разгорелась с новой силой. Бой за право обладать самками, территорией и «аутентичностью» продолжился.
        Путешественникам, которые увлечённо наблюдали за рингом, довольно долго не удавалось понять, кто же из участников «битвы титанов» берёт верх. Но, в конце концов, определили, что явная победа за хозяином!  Он, сильно толкая врага, уже почти спихнул противника в иную, глубокую расщелину – уже повисли в воздухе, лишённые опоры, задние лапы нападавшего… как вдруг тот сам отпустил передние лапы и плашмя рухнул вниз. И, хоть высота падания была сравнительно невелика, неудачник-агрессор при этом как-то странно сморщился, словно резиновая игрушка, из которой выпустили воздух. Он будто уменьшился в размерах. Пришелец, грозный агрессор в недавнем прошлом, теперь скромно лежал на брюхе, съёжившись, раскинув лапы в стороны. Упав с «горы», он прижал гребень к спине – весь теперь такой маленький, жалкий, вовсе не похожий на наглого забияку, хама-задиру, которым был ещё недавно, который бахвалился перед законным владельцем, похвалялся своей силою. 
        А что же победитель? Он бросился на поверженного врага, чтобы добить ненавистного пришельца?.. Ничуть не бывало! Смирение побеждённого настроило победителя на благодушный лад.  Он, застыв в гордой позе, спокойно ждал, пока его униженный соперник с позором удалится восвояси. 
    - Настоящий рыцарский турнир, не правда ли? – заметила Ирина. – Турнир благородных воинов, где сильный побеждает, не преследуя слабого! 
        В тот счастливый день высадки на первый остров Галапагосского архипелага нашим путешественникам удалось наблюдать ещё несколько подобных турниров таких рыцарственных драконов. 
 
        Вечером Семён Семёнович прокомментировал увиденные ими битвы: 
    - Во время этих рыцарских, по справедливому замечанию госпожи Рязанцевой, турниров, которые происходят по своим ритуалам, определённым правилам, игуаны, как мы видели, избегают пускать в ход крепкие зубы. Ведь каждый зуб наших милых драконов-рыцарей вооружён тремя остриями и способен причинить серьёзные увечья – более того, смертельные ранения!  Меж тем в их схватках смертельный исход полностью исключается. И всё «драконье племя» от этого, безусловно, в конечном счёте только выигрывает. Понятно, что самец, проигравший «бой местного значения», далеко не всегда на самом деле слабый, больной, или просто неполноценный экземпляр. Например, он может быть неопытнее, просто моложе – и тогда в интересах всего, так сказать, клана, в интересах биологического вида предоставить ему возможность и время возмужать, набраться опыта и сил. Эволюционные механизмы Природы удивительны и мудры – подчас, кажется, куда мудрее человека, без особых на то оснований считающего себя самым разумным существом на планете.      
         
        На следующий день путешественники на борту «Ариадны», пользуясь попутным ветром, перебрались на остров Эспаньола. Корабль бросил якорь в более удобной гавани, чем та бухта у берега Фернандины, которую и гаванью-то назвать можно было только условно.   
        Здесь игуаны заметно отличались от своих собратьев с острова Фернандина. Здешние оказались куда светлее, да и подвижнее. Учёные уже хорошо разобрались в повадках этих существ – благодаря собственным наблюдениям, а также комментариям Семёна Семёновича. 
        На первый взгляд могло показаться, что игуаны разлеглись на камнях как попало. Но вскоре путешественники убедились, что в местном обществе имеется некая иерархия, соблюдается строгий порядок. В ближайшие два дня все наблюдатели получили возможность убедиться, что взрослые самцы неизменно занимают одну и ту же каменную глыбу – неприкосновенную территорию, как феодальный замок – а самки располагаются рядом, «в тени повелителя». 
        Наутро, во время дальней экскурсии по острову, произошло ещё одно довольно любопытное событие.  Макшеев с Боровым двинулись прямо в гору с побережья, как только вышли из шлюпки. После полудня остановились передохнуть на высоте около семисот метров над уровнем моря. Солнце жгло немилосердно. Экскурсанты попили воды из своих фляг и растянулись в кружевной тени редкого кустарника. 
        Словно только и ждала того, рядом немедленно возникла, как чёртик из табакерки, фигурка маленького пересмешника – весьма дерзкой и даже наглой птицы, как вскоре оказалось. Она тут же ткнулась клювом по очереди во все вещи, которые принесли с собою друзья, не исключая плотно закрытых фляг. Затем она с завидным упорством, достойным лучшего применения, принялась за ботинки, стараясь выдернуть из них шнурки. Возможно, шнурки напомнили ей вкусных червяков – а может, захотелось украсить своё гнездо новыми цацками. 
        Длилось это так долго, что Боровому надоели приставания птички, он приподнялся и качнул ногой, прогоняя наглеца-пересмешника… И вдруг увидел буквально рядом существ, само присутствие которых заставило вскочить нА ноги. В семи или восьми шагах от отдыхавших путешественников листочки с куста кротона меланхолично объедал довольно крупный жёлтый легуан! Вот он, редкостный обитатель Галапагосских островов! 
        Боровой тут же разбудил Макшеева. Осторожно переступая по камням, друзья приблизились к легуану. Перед ними стоял великолепнейший дракон! Внушительный гребень из толстых роговых шишек, словно царская корона, венчал затылок ящера. Далее гребень, уменьшаясь, переходил на спину. Хвост легуана был округлым и коротким, чем разительно отличался от хвоста морской игуаны – тонкого и длинного. На жёлтом туловище выделялись большие красно-коричневые пятна, они украшали ноги ящера и его бока. Складки на затылке, словно у циркового силача, переходили в похожие складки на шее серо-белого цвета.  Лучистые оранжево-красные глаза пристально и серьёзно смотрели на Борового.   
        У ног дракона сидел под тем же кустом другой легуан, чуть поменьше размерами, но очень толстый. Видимо, самка – поскольку затылочный гребень казался менее развитым. 
        Макшеев осторожно сделал ещё один шаг вперёд, но вдруг самец, от которого его отделяло уже всего три метра, одним рывком выпрямил все лапы, резко вздыбил гребень и поднял голову – так, что кончик морды ящера уткнулся прямо в небо. 
        Секунд пять или шесть он оставался в такой позе, а затем, широко разинул пасть и кивнул. От этого резкого движения отвисший, весь в складках, горловой мешок закачался из стороны в сторону. Макшеев сделал ещё шаг, но тут легуан зашипел злобно и хлестнул хвостом, явно целясь в ноги человека. Возможно, дракон впервые видел такое крупное и странное двуногое существо. Затем он резво убежал – что было удивительно, ящер казался неповоротливым и медлительным – скрывшись в земляной норе.
        Впрочем, скрылся он лишь наполовину – задняя часть рептилии торчала наружу. Похоже, легуан учился прятаться у страуса, который, как считают обыватели, сталкиваясь с опасностью прячет голову в песок.
        Хвост, словно приглашая ухватиться за него, соблазнительно торчал из норы. Соблазн был слишком велик, и Макшеев, с помощью подоспевшего Борового, потащил дракона за хвост. Старая сказка о репке стремительно приобретала новое звучание. 
        Взбешённый легуан в гневе хватал зубами всё, до чего мог дотянуться. Он достал-таки голенище сапога, не прилегавшее плотно к ноге охотника, и прокусил грубую кожу голенища насквозь. К счастью, нога не пострадала, но от неожиданности хвост отпустили – и дракон опять забился в своё тесное убежище. 
        Позже друзья рассказали о своей «охоте на хвост» Папочкину, чем сильно удивили зоолога. Ведь всем известно, что ящерицы во всём мире (в том числе и легуаны Южной Америки – континентальные кузены галапагосских драконов) немедленно освобождаются от хвоста, лишь заподозрив, что враг завладел им.  Иногда бывает достаточно только слегка зацепить хвост ящерки, чтобы та избавилась от него, оставив извиваться в конвульсиях и отвлекать охотника от основной добычи. 
        Постепенно хвост у пострадавшей особи, что пожертвовала частью себя, отрастает вновь – эта способность к регенерации также известна достаточно широко. Подобной супер-способности лишены лишь те ящерицы, хвост которых выполняет иные, дополнительные важные функции – например, плавательные. 
        Папочкин предположил, что в случае галапагосских легуанов имеет место иная причина:  в природной среде, где практически отсутствуют естественные враги ящериц, подобная способность к «самооперированию» оказывается лишней. Короче говоря, местные легуаны, эволюционировавшие на изолированных островах, талантами хирурга явно не обладают.   
        Возвращаться к берегу Макшеев с Боровым решили другим, кружным путём, чтобы увидеть больше интересного – разумеется, если повезёт. И, на самом деле, им повезло. 
        Пройдя чуть более ста метров, друзья наткнулись сразу на две пары легуанов! 
        Самцы возвышались каждый на своём валуне. Разделяла их приличная дистанция, не менее двадцати метров, соответствовавшая, возможно, традициям и территориальным притязаниям. У ног их скромно примостились более мелкие самки.
        Друзья осторожно приблизились к ближней паре. Драконья чета вскоре привыкла к непрошенным двуногим гостям. Самка задремала, а самец сменил угрожающую позу на позу сфинкса – улёгся на брюхо, ровно положил мощные когтистые лапы перед бесстрастной, совершенно невозмутимой физиономией. 
        Вдруг самка очнулась и не спеша заползла под крупный кактус, уткнувшись носом в упавший с него лист. Сочный лист напоминал формой и величиной хорошую тарелку. С видом гурмана самка тщательно обнюхала его и вдруг с остервенением впилась зубами в колючий десерт. 
        Покончив с «тарелкой», привередливая дама без особых церемоний взялась за плод опунции, который валялся рядом. При этом из лопнувшего спелого плода выскочили семена. Тут же к драконихе, увлечённой трапезой, подскочили вездесущие пересмешники и ловко подобрали их. Та не возражала – видимо, семена её не интересовали.
        Самка обвела глазами окрестности. В её взоре читалось простое желание:  найти ещё закуску. 
  Но, увы, поблизости ничего подходящего не обнаруживалось. 
 
        Вдруг Боровому пришла в голову озорная мысль. Он потянулся и сорвал плод – красивый, сочный – до которого ни один дракон просто не дотянулся бы.  Лакомство тут же полетело к самке, описав дугу в душном, словно сгустившемся воздухе.   
        И случилось невероятное – голодная хвостатая дама, ничуть не испугавшись меткого броска (плод с шумом упал в полуметре от неё), проворно кинулась к угощению.  Она сперва ощупала его мягким языком, а затем перевернула правой лапой, уложив десерт перед собой поудобнее. И приступила к трапезе. Птички-пересмешники прыгали тут же, подхватывая выпадавшие семена чуть ли не из пасти дракона.       
        Теперь Макшеев сорвал плод и тоже бросил самке. На этот факт уже обратил внимание самец со своего наблюдательного пункта. Вскоре пара легуанов дружно хрумкала вкусными подарками «от столика экспедиции». Как только в одной либо в другой красной пасти пропадал очередной плод, к драконам тут же летел следующий. Макшеева с Боровым такая игра искренне забавляла. 
        Вскоре на «ресторанную» возню обратила внимание соседняя чета легуанов. Намереваясь принять самое активное участие в благотворительном обеде, ящер-сосед направился к хозяйскому столу. Но не тут-то было! Владелец территории угрожающе качнул головой и поднял переднюю лапу – не в приветствии, а словно пригрозив тому. Пришелец не испугался и ответил подобной же угрозой, ещё и пружиня на распрямляемых ногах.
        Хозяина такая неслыханная наглость окончательно разозлила, и он стремительно бросился на врага. 
        Драконы сшиблись и всё время старались схватить противника зубами за складки на шее. При этом каждый старался как можно сильнее раздуться, набирая воздуха в грудь. Во-первых, когда кожа натянута, врагу труднее вцепиться зубами. Во-вторых, размеры дракона увеличивались на глазах, словно по волшебству, и призваны были устрашить соперника. Хозяину с пятой или десятой попытки удалось так сильно тяпнуть «гостя» зубами, что ящер, жалобно зашипев, с трудом вырвался и пустился наутёк. 
 
        И тут…  Боровому, наверное,  померещилось: 
    дракон повернулся к нему лицом и лихо подмигнул!
А затем слегка вильнул хвостом, как благодарный, но гордый пёс – мол,
считайте всё это жестом доброй воли, гонораром за подаренный десерт!   
 
 
 

 
 
 

 
 
 
 

 
 
 
....продолжение следует...