Дорожка чищена, и выбелен весь двор.
Каков проезд к намеченной берлоге!
Там разговор — не то что б разговор,
а шёпотом озвученные слоги.
И день как день, и ночь как ночь,
и два полцарства золотые
сама берёт царя Дадона дочь,
— ей ни к чему ни женихи, ни думы голубые.
Она весенняя, как ласточка в апрель
стремится, Севастополь оставляя,
и юг не юг, и снег — почти капель,
и широка, ага, страна её былая.
Ей маком алым красные флажки,
но этот цвет и любит, и не любит.
Она во всём кружки, божки, стяжки.
Гостинцы белые с обоих рук нам лупит.
Бессмертная, авось, всегда «что немцу плохо».
Возьми её да брось: колпак у скомороха,
ушанка, невидимка, и золотой венец.
— На паперти положат невкусный леденец.
Но с чёрными крылами, но долго, высоко
над бедными над нами растянуто перо.
Ярмо или награда, кровь иль молоко, и надо иль не надо?
— И то, и то, и то, и то, и то...