Все игры, боль, мой дикий сбой;
По контуру тебя я обвивала,
Я не мечтала даже, знала,
Что все закончится глухой тоской.
Я верила в тебя, дышала через жабры;
Твоей рукой мне быть плененной было данным,
Чтобы прочувствовать и ощутить твой дивный и уютный дом.
Но почему то он пустой.
Ни росписи, ни ярких красок,
ни маха кисти от Пикассо,
Ни тёплого ночлега - лишь смертное родство.
Ну, для чего-то ты же был со мной.
Ты вёл вслепую: сердце клеил,
дешёвым суперклеем,
дал поверить в свой дивный мир,
что столь прекрасен,
До той поры, пока не ясен.
Груда признаний, подвигов, и столь обличий,
Что сам себе в один момент ты стал безличен.
Ты лишним стал себе наперекор,
Но все ещё держал меня с собой.
***
Где схоронил ты свои ценности, мораль,
Где личность?
Я верила тебе, влюблялась в сто обличий,
Я автотюнила сама себя под твой различный строй,
И каждый раз он опускался на другой.
Скрипя и плача, рвались струны;
в платке, что был узлом в глазах проглядывался штиль.
Нет, моё сердце. Совсем это не мир.
Бороться за разрушенное. Разве нам престало?
Тут ни души, ни доброты, ни совести, ни чести,
Тут даже не пройти ни одному,
ни порознь,
ни вместе.
Ведь сколь ты не меси испорченное тесто,
А пирога хорошего не жди.
Ждала признаний, скорби, покаяния.
Признания своих ошибок, мира, созиданья.
Чего-то, что стояло бы лет двадцать.
Как я в тебя поверила, ведь я стара и мне давно не восемнадцать.