Богатыри идут

    640-летию славной победы богатырей русских
    над татаро-монголами у реки Вожи (1378 г.)
    и 640-летию великой Куликовской битвы
    (1380 г.) посвящается.
Богатыри идут...
Сказ о Князе Великом Дмитрии Ивановиче,
да как Русь голову поднимала.
                ...

   Прощание с Иваном Даниловичем

Ой, зашлись колокола – да не по радости.
Колокольным звоном малиновым
Растеклась молва по земле Святой
От Господина Великого Новгорода
До рязанской земли-страдалицы,
И от Суздаля непокорного до славного
                града Киева.

Как великий князь Иван Данилович,
Калитою в народе прозванный,
Александру Великому первый внук,
Нареченный в постри'ге Ананием,
В день Святого чудотворца Стефания
Волей Божьей во благе преставился.

И стоял в народе великий плач –
И князи', и бояре, и люд простой,
Стар и млад на Руси опечалены.
Только княжич Симеон Иванович,
Пребываючи в Нижнем Новгороде,
Не простился с государем-батюшкой.

«Отчего ж, Константин Михайлович,
В стороне стоишь с думой тяжкою,
Не усердствуешь о прощении
Помолиться за моего крёстного?», –
Вопрошал смиренно монах Алексий
Константина, князя земли Тверской.

«Справедлив Иван, – отвечал се князь, –
И народ зело свой обласкивал,
Не давая в обиду разбойникам
Да боярам жадным, что суть одно.
Посему и любовь всенародная
За него аки щит молитвенный.

Но ничьи уста не подымутся
Тверичей укорить в нерадивости,
В жизни праздной да неумении.
Добывают хлеб потом праведным –
А из года в год сыты полбою,
Из кулька да в рогожку мыкаясь.

Ой, не шибко ль великой податью
Сверху сил обложил нас Великий Князь,
И не вон сундук мал да кованый –
Всё телегами да обозами
Увозил в Орду наше кровное,
Непомерным трудом добытое».

«Ты окстился бы, Солнце Ясное,
Светлый князь Константин Михайлович,
Не тебе ль ещё приснопамятны
Бесерменов набеги страшные,
Да посевы на голод сожжённые,
Кровью русской обильно политые?

Как девиц и жен добродетельных
Гнали полем в Сарай в наложницы,
И детей забирали сызмальства,
Дабы вырастить и отправить их
Супротив отцов своих ратовать,
Вложив сабли в десницы невинные.

Знамо дело, устала Святая Русь
На плечах носить бремя лютое.
Утонувши в роскоши, хан Озбек
Подковал коней нашим се'ребром,
Когда русский люд на ясак да ям
От детей изымал хлеба крошечку.

Но зато, почитай, уж двенадцать лет
Каждый честен муж все посты блюдёт,
За сохою стоит безбоязненно.
И товары возит любой купец
По Руси под защитной грамотой,
Да бояре в избытке нежатся.

И Москве Господь благодать послал –
Храм Успения, по велению
Калиты в белом камне отстроенный,
Освящен был епископом Прохором,
Да ордынцев поганых забавы лишил
Православные храмы костром палить.

Слава мудрости Ивана Даниловича,
Что собрал-защитил земли русские,
Десятиной откупившись от воронов.
Хоть в безгодии, да в спокойствии
В кои веки вздохнёт полной грудью Русь,
Богатырские плечи расправивши.

Отверни гордыню, князь праведный,
Вознесись превыше былых обид
Да прими душой волю Божию», –
Усмирял Константина Михайловича
Молодой да мудрый Алексий, сын
Бяконтов, бояр Черниговских.

       Симеон Гордый

«О, Великий хан, твой Улус Джучи
Ярче Солнца светит по всей земле.
Непрестанно Аллаху молимся,
Чтобы правил ты веки вечные!», –
Во чертог войдя, Нангудай сказал
И в поклоне к земле поту;пился.

Отложил Озбек свиток ат-Туси
И прикрыл глаза в размышлении.
Помолчав немного, рукой махнул –
Беклярбеку, знать, говорить велел.
«Осчастливь уста мои верные
И услышь нижайший доклад мой, хан.

Закипела Ахтуба – не от ветров,
А от множества весел и па'русов.
Из Московии лодки вперегонки
Поспешают к сараевой пристани:
Все три сына князя Московского –
Симеон, Иван да Андрей младшой

Заявились с обозом и челядью.
Из далёкой Твери и Суздаля
Тоже князи со свитой прибыли,
Просят хана подарки от них принять,
Да услышать хотят волю царскую
О Великом Княжении на Руси».

«Окажи как прежде приём князьям,
Но всего душевнее – княжичам.
Повели хранить все имущество
Да кумыса впредь не жалей для них.
Константинов – и Суздаля и Твери –
Ты поласковей порасспрашивай,

За хмельным застольем наложницы
Пусть узнают их мысли тайные.
Симеона с бра'тьями в день седьмой
Приведи в шатёр на закате дня,
А других же поставь по возрасту –
Их на каждые пол-луны приму».

Подивился в волюшку князь Андрей –
Ибо всё ему чудно в двенадцать лет –
Как из плоских песков берегов степных
Вырастает вдруг город глиняный,
И до неба дворцы за дувалами
Высоки стоят в много ярусов,

Целый день, и второй всё тянутся
Вдоль Ахтубы стеной неприступною.
А по берегу много всадников
Для дозора в доспехи закованы,
На реке как на узкой улочке
Теснота от ладей купеческих.

«Ты гляди, Андрейка, глаза разуй –
Примечай во всем, что как сделано,
И дома, и порядки, оружие, –
Поучал Симеон брата младшего, –
Коль вернемся – службу сослужит нам
На грядущее, что есть полезного.

Не скажи нигде слова лишнего,
А смотри да больше помалкивай.
Говорить-то хан будет ласково,
Только знай, чуть кинешь недобро взгляд –
Шевельнёт он рукой тоже ласково –
И упала в песок голова твоя».

Не окинуть взглядом Сарай-Берке,
И длина, и ширь непомерная –
По полдня галопом верхом скакать
Что в одну, что в другую сторону.
Подивился княжич – в татары пришел,
А повсюду речь иностранная:

Вон узбеки в чалме на жаре пьют чай,
Вот и персы зело бородатые,
Там в латинских нарядах идут купцы
Да и слева направо крестятся.
Русских тоже купцов преизрядно тут,
Разложили меха на лотках своих.

И у каждого есть своя улочка,
Да по вере свой переулочек,
Всяк народ в своём соке варится.
В доме каждом кан, глиной выложен,
Чтобы мясо баранов варить в котле,
Дым же выйдет из кана на улицу

Только после, как он по трубам прошел,
Что из глины вдоль стен налеплены,
От того и сухо в домах всегда
И тепло даже в стужу зимнюю.
День и ночь вереницей невольники
Из Ахтубы-реки на высокий холм

Бурдюками несут воду чистую,
Да нальют неохватное озеро.
Из него же вода во дворы течет,
Из стены в лохань набирается.
Во дворцах эмировских выстлан пол
Обожжённым из глины кирпичиком,

Изразцами цветными расписанным,
Стены многие крыты золотом
Да персидскою вязью украшены.
Тайдула-хатун шибко красится,
Да все в медную плошку смотрится,
Что до сильного блеска начищена.

«Не раздумывай, хан блистательный.
Так и лучше, что молоды княжичи,
Князь Иван не зря перед смертию
На показ привозил их в Сарай к тебе –
Только верность свою и детей своих
Показать и заверить в будущем.

Я недаром с ними не раз не два
Всё беседы веду неспешные:
Симеон молодой да мужествен,
Но воспитан отцом в послушании.
Брат Иван же с Андреем – отроки,
Непривычно для княжичей кроткие.

Кляча и в золотой узде не конь,
Я не чую от них опасности», –
Так ответила Тайдула-хатун
Озбек-хану на просьбу совет держать
О Великом Княжении на Руси –
Ярлыке для Симеона Ивановича.

В тот же год венчан в храме Успения
Старший брат Симеон на Великое
Княженье Владимир-Московское,
А к тому двадцать шесть городов и сёл.
Брат Иван получил Звенигород
Да к тому городов целых двадцать три.

Андрею отписан был Серпухов
Да десятка два городов и сёл,
Ровно как завещал их батюшка –
Собиратель земель Калита Иван.
Целовали братья' крест на гробе отца,
Поклялись без обид всяк своим владеть.

И князья смирились удельные,
Симеона признали старейшинство –
И Торжка, и Твери, и Суздаля,
Белозерья, Рязани и Галича,
Только Новгород своей гордостью
Не хотел поступиться вольною.

И отвергши защиту московскую,
Новгородцы сполна чашу выпили.
То баскаки один за другим идут,
То литовцы на земли зарятся,
То тевтонцы свою веру папскую
На копье насильно Руси несут.

И народец без воли-то княжеской
Вместо славных забот ремесленных
На лихие дела сподобился –
На ушкуях по рекам разбойничать,
Без разбору и шведов, и викингов,
Да и честных купцов насильничать.

Не стерпел Симеон сумятицы,
Собирать велел рать на Новгород,
Усмирить непокорных своим мечом,
Да заставить их истребить разгул,
Посадив своего наместника.
Ой, польётся же русская кровушка!

Только выступил раньше воинов
Феогност – Московский митрополит,
И не ме'чем, но словом праведным
Отвратил их от сечи убийственной,
Сговорив новгородцев к смирению
Да признать Симеона старейшинство.

Правил верно, служа Отечеству,
Справедливой рукою твердою
Он богатые земли русские
Собирал под знамена московские,
А душа ночами бессонными
Всё терзалась тайными думами.

Скорбь великая не проходящая
Одолела Симеона Ивановича.
И взывает к святым и Господу,
Молит денно и нощно грехи своя:
«Не за них ли мне кара господняя
Умертвила всю душу заживо,

Не об этом ли сказано старцами,
Что невинные дети расплатятся
За родителей все прегрешения».
Непрестанно молился Всевышнему
Ниспослать на княженье наследника –
Да не так было, знать, начертано.

От Августы, в крещении Настеньки,
Гедимина прекрасной дочери,
Константин и Василий умерли
В самом раннем ещё младенчестве,
Отошли безгрешными к Господу,
Не ступив ногой по родной земле.

Не смогла княгиня снести в миру
Испытания смертью детей своих,
И постриглась от горя в монахини
Да почила весной во смирении.
Горевал и князь о судьбе своей,
Только жизни сок не кончается.

Повенчал Симеону Евпра'ксию
Феогност, Московский митрополит.
В дом вошли молодые радостно,
Только счастье за дверью оставили.
Молода и красива Евпра'ксия,
Да не смог Симеон с нею сблизиться:

В каждом слове её и движении
Князю явно проклятие видится
Неповинного отрока Фёдора, вместе
С батюшкой Александром Тверским
Озбек-ханом в Орде убиенного
по навету отца Симеонова – Калиты.

И казняся о порче на княжий род,
Не сумел Симеон мертвый дух снести,
Что познал у могилы тверских князей,
Исходящий теперь от телес жены,
Да отправил княгиню в отцовский дом,
Не коснувшись девицы Евпраксии.
             ...
Колокольцев звон да бубенчиков
По дороге морозной декабрьской
От Москвы до Твери разливается.
Удалые сваты Алексей Бесоволк
Да Андрей Кобыла стараются
Для Великого Князя забрать под венец

У князей тверских благонравную
Молодую княжну распрекрасную.
Дело славное сва'ты сладили,
Проводил сестру княже Всеволод.
С первой ночи в себе понесла жена,
И молил Симеон о наследнике.

Михаила с Данилою, первенцев,
От княгини Марии Александровны
Сразу в родах обоих прибрал Господь,
Не пустил в грешный мир сих ангелов.
Утешение в дом принесли семье
Симеон да Иван, последыши,

Уж за счастие-то их поднебесное
Сколько слез было в радости пролито,
Сколько всенощных было отслужено,
Как лелеяли княжьих наследников.
Но студёною ночью мартовской,
Едва старшему Ивану Симеоновичу

Лишь четыре годочка минуло,
Забрала молодых наследников
Своей мерзкой рукой язва черная.
Потемнел лицом, опустел душой
Князь Великий Симеон Иванович,
И не в силах снести испытания,

С Феогностова благословения
Взял монашеское пострижение,
Да преставился через два месяца
Вслед за княжичами на небесный суд.
Прости, Господи, грехи вольные.
Прости, Господи, и невольные.

    Чёрная смерть

                Не поджигай моста,
                по которому идешь.
                Китайская мудрость

Не пожаров степных беспощадный жар
Земли Сун иссушил плодородные –
То монголов несметные полчища
Прокатились по ней жутким молохом.
Перекрыли дороги-пути купцам,
Храмы древние поразрушили,

Даже риса поля многотрудные,
Что кормили в веках поколения,
Истоптали под конские пастбища.
Посадили сюньфу на провинции
Из людей, уваженья не знающих
К языку и земле и обычаям.

Захирела Юань Первозданная
От бездумных ста лет удушения,
Да и сами монголы надменные
Растеряли былое могущество,
Ибо что за налоги да пошлины
Соберешь ты с пустыни безжизненной,

Где истлели меха на кузницах,
Поостыли все печи гончарные,
Каолиновы ямы затоплены.
Да и многие люди повымерли
От нужды и труда непосильного
Да болезней от крыс поедаемых.

Уж не поздно ль Великий Хан Хубилай
Разумел все ошибки отцов своих:
Взял советников из людей ханьжэнь,
Повелел вводить послабления,
Разрешив коренным обучать детей,
Возрождать все ремёсла да пахоту.

«Одному силачу не поднять бревна,
Впятером же и с возом справимся, –
В заключение молвил личжэн Юнь Ху
На собрании всех пяти общин, –
Не поднять нам ремёсла за год иль два,
И не скоро поля обширные

Принесут мешки риса белого,
Чтобы дети не сохли от голода.
И мотыгу купить-то не на что –
Не в почёте деньга бумажная,
Что дает могол за чистейший рис,
За товары требуя золото.

Такова наша доля привычная –
День и ночь спину гнуть со старанием.
Только время настало испробовать
Преуспеть и в искусстве купеческом,
Дабы тяжкую долю облегчить нам,
Из долгов да налогов выбраться».

Помолясь, порешили старейшины
Наготовить шелков, треть от каждого,
А в другой же год караван собрать,
По верблюду от каждых полста дворов,
Да отправить с поклажей в торговый путь,
Распродать шелка с большой выгодой.

Где-то в западе люди белые
Разбирают шелка как диковинку,
Так, что каждый потраченный нами лян
Принесет целых двадцать, да се'ребром.
И кипчакский люд знает толк в шелках,
Жён своих его нежностью балует

Да красою, для них неведомой,
В ханских те'ремах наслаждается.
Изнутри же шелками тонкими
Любят шкуры зверей отделывать,
Те, что служат для них одеждою,
Ибо блохи в шелках не водятся.

           Путешествие в тысячу ли
           начинается с одного шага.
                Китайская мудрость

Вот стоят верблюды навьючены,
Ишаки с коробами дорожными,
С ними пять человек погонщиков.
Всё собрали с общин по ниточке
С уговором – и прибыль поровну,
И беда, коль случится, общая.

Молодой, да разумный Сяо Го Дун
С караваном идет за старшего:
Он в делах торговых смекалистый,
И писать хорош, и сагды учил,
На котором болтают в уйгурии
Да за горным хребтом кочевники.

«От Чэнду до Яньнаня пошлины
По законам монгольским оплачены.
Там неспешно жди караван большой,
Где верблюдов сотен не меньше двух,
Ибо так будет путь безопаснее
И товары дойдут в сохранности.

За охрану, постой, пропитание
Заплатите шелками расходными,
Что в походных тюках нарезаны.
За горами большими Джаркент-сарай
В благодатной долине раскинулся.
Там шелков поклажу снеси в базар,

Поменяй на нефриты даваньские,
Да верблюдов в сарае ещё купи,
Чтобы камень посильною ношею
Разложить по тюкам и сполна довезти,
Не отстав по дороге ухабистой.
Для другого верблюда в Таразе базар,

Закупи в нем стекла самаркандского,
Что у жадных монголов ценится.
Из Тараза обратно домой отправь
Пять верблюдов с поклажей, гружеными
Стеклом самаркандским да камнем юй,
Провожатыми – двух сотоварищей.

Сам направь свои ноги в Сарай-Берке,
Да возьми у менялы деньгу, в пути
Откупаться от злых кочевников.
Первым делом Великому Хану неси
Самых лучших шелков два короба,
Испроси же пластину охранную.

С трёх верблюдов шелка нарядные
Не спеша продай, чтобы с выгодой.
Десятину возьми гобеленами,
Что привозят купцы латинские,
Остальное же серебром бери
Да пластинами чистого золота», –

Так купцов поучали старейшины,
Провожая в опасный далёкий путь
Караван со своими надеждами.
Утром солнечным после дня Цинмин
На восход верблюды отправились
По дороге, веками проторенной,

Чтобы горы Великие по теплу
Перейти, до морозов северных,
Когда бури зимой перевал в горах
Превращают в могилу для путников.
И помашут вслед сёстры весело,
И рыдает вслед сердце матери.

Вся в тревоге печальная Ляо Джи
О подарках не просит диковинных,
Но с набором бамбуковых палочек
Вопрошает Гуань Инь милосердную –
Навсегда ли ушёл иль воротится
Ненаглядный мой Сяо суженый.
           ...

             Никто не возвращался
             из путешествий таким,
             каким он был раньше.
               Китайская мудрость
Тяжела поклажа и путь далёк,
Но верблюды свежи многосильные.
Веселы купцы в ожидании
Впереди приключений неведомых,
Берегут  караван да стараются
Оправдать от общины доверие.

Тридцать дней в пути как один прошли,
Вот Яньнань в ночи манит башнями,
И сараев бесчисленные огни
Вокруг города как созвездия.
Очагом поделились странники,
Ночевали в кругу погонщики,

Да товар стерегли в страже по двое.
Вместе с Солнцем проснулся Сяо Го Дун,
И сарай-сюньфу полусонному
Поголовный налог оплатил сполна,
Заявил, куда длинный путь лежит.
За отрез шелков хлопотал себе

В караване места не крайние.
Только неба край посветлел в заре,
Как погонщики шумно зацокали,
Напоили водой отдохнувший скот,
Нагрузили поклажей тяжелою
И пошли, за спиною оставив восход,

На край света к воротам нефритовым.
Через две луны на заставу Цзюй,
Где большой сарай, караван пришел,
Отдохнуть после бури в сухих песках,
После узких тропинок каменных,
После битвы с ревущим в ущелиях

Хуанхэ – Драконом Оранжевым.
Попрощались погонщики из Чэнду
С теми, кто повернул на Индию,
Стали новых спутников ожидать,
Кто на горы Великие выбрал путь.
Отдохнули, пошли вереницею

На сиянье Ковша Небесного.
Только где же Ченг, сотоварищ наш,
Уж два дня как его не видели.
Вот он, спит еще молодецким сном,
Да вставай же ты, путь далёк лежит.
Повернул за плечо от стены к себе –

Да и обнял Сяо холодный пот,
Подкосились вдруг ноги ватные,
Как увидел глаза открытые,
В черных пятнах лицо холодное…
Молча едут теперь погонщики,
Не унять им в груди дрожание,

Только мысли – а кто же следующий…
В стужу лютую по степи глухой
Караван добрёл до Сарай-Берке.
Всё исполнил разумный Сяо Го Дун,
Торговал шелка с большой выгодой,
И подарки купил драгоценные

Своей милой, и сёстрам, и матушке.
В путь обратный купцы собираются,
Только словно копьём предательским
Меж лопаток огнём ударило –
Глянул Сяо назад – никого же нет,
А вздохнуть нельзя и горит внутри,

Темнота в глазах потушила свет,
А на шее уж черной язвою
Свою жертву чума отметила.
Затолкали татарские стражники
Тело в яму длинными копьями,
Да сожгли молодого странника.
          ....

             Отдай ключи,
             а сам у ворот стучи.
               Татарская мудрость
«Ходж-Омара, купца ордынского,
Белым светом на Танской площади
Убивал ударом кинжала в грудь
Венцианский купец безжалостный.
Купцы Генуи да Венеции
Кырым теплый давно освоили,

А забыли, видать, за давностью,
Что по нашей земле они топчутся,
Да чьи руки вручили им грамоты
На торговлю и все привилегии.
За то доброе чем же платят нам?
Униженьем ордынского племени,

Платой малой за труд добросовестный
Твоим подданным на факториях.
За долги же детей от татарских жён
Продают в невольники сотнями.
В Кафе подлый убийца прячется,
Не дают его нам на ханский суд», –

Доложил Могул-Буг и попятился,
Гнева ханского избегаючи.
Возъярился хан, и как молнией
Саблей острой рассёк золотой кальян,
Что стоял слева трона царского.
Кинув клич: «Алга'!», указал перстом

Всемогущим в сторону запада.
Пять туменов бесстрашных воинов
Воевать Кырым беклярбек повёл.
Был тяжел поход, много всадников
С коней падали да на всём скаку –
Не от вражьей стрелы или сулицы,

А болезнию черной сражённые.
Высока стена Кафы каменной –
В полный рост целых восемь латников,
Не пробьют укрепленья мощные
Механизмы орды камнебойные,
А смолой раскалённой да стрелами

Неприступного града защитники
Уже тысячи ханских воинов
Истребили во рву и на лестницах,
Да в тылу беспрестанно, и день и ночь,
Косит всадников сотнями черный мор –
Два тумена потерь за пять месяцев.

И ушел восвояси униженный
Джанибек, без победы и почестей,
Напоследок же беклярбек Могул
Зарядил катапульты трупами
В черных пятнах от мора страшного,
Да карманы набил их золотом…

Как на Кафу тела с неба падали
В дорогих доспехах сверкающих,
А из них летели златым дождём
Деньги звонкие во все стороны.
Собирать горожане кинулись
За богатством в драку великую,

Да бежали в ужасе прочь, домой,
Видя чёрные смерти отметины.
Не гуляния ради народ бежит,
Нет работы в порту и лавочках –
Побросав и дома и фактории,
Убегают из Кафы в Италию

Все купцы, диким страхом объятые…
Хорошо корабли по волне скользят,
Mare Nostrum встречало их ласково.
И Чеврано, купец из Венеции,
Полон радости, с облегчением
Наступил на пирс во родной земле.

Кабы знать дано, что несёшь ты в мир…
С первым шагом купца блестящего
Покатилась, оскалясь скабрезно,
По Европе чума бубонная,
И пошла косить, через семь годов
Православной Москвы достигнувши.
           ...

      Иван Красный

Красен князь был Иван Иванович,
Правил умно удельным владением,
Слушал старшего брата с почтением
И не жаждал Княженья Великого.
От рожденья характера кроткого –
Воли к ратному делу не чувствовал.

Только мало ль что мы задумаем
В суете земной тщетных дел своих.
Налетела на Русь смертью чёрною
Из Европы чума страшноязвая,
И пошла косить – не десятками,
Городами большими да сёлами.

Белозерск, Глухов город повымерли,
Обезлюдел и Псков за три месяца,
А в Смоленске лишь пятеро выжили.
Прибрала Феогноста Московского,
Сиротою оставив епархию,
Да престол на Руси обезглавила,

Симеона прервав княжение.
Как удельные князи сбираются
На поклон Великого Хана просить
Передать ярлык князьям Суздальским.
Пуще всех новгородцы с подарками
Отправляют Семёна Судокова.

И пришлось Ивану Ивановичу
Третьим разом в татары кланяться,
Для себя за Великим Княжением.
Воли нет престол отдать Суздалю,
Отписал Джанибек золотой ярлык
Калиты царя сыну среднему.

Оженился Иван во пятнадцать лет,
Брал княгиню Феодо'сию Дмитриевну
У Брянского князя, из Рюриковичей,
Да почила княгиня всего через год
В родах вместе с младенцем ангельским.
В девятнадцать снова женился князь,

И княгиня Александра Васильевна,
Из бояр Вельяминовых, тысяцких,
Днём дождливым двенадцатого октября
Родила Ивану наследника, получившего
В честь Святого Солунского мученика
Имя Дмитрий, Донской впоследствии.

  «Тое  же осени месяца Октября в 12,
  на память святыя мученики Прова,
  Тарха и Андроника, Князю Ивану
  Ивановичу родися сын и   наречен
  бысть Дмитреи…».
            Лаврентьевская летопись.
           ...

Уж бродила кругами голодными
Язва чёрная по Руси сбирать
Адский свой урожай каждые семь лет.
В тридцать лет и три года отроду
В цвете лет да в соку богатырских сил
Прибрала Ивана Ивановича.

Снег ноябрьский бросали весело
Любовь с Анной да Иван пригожие,
Для печали причин не ведая
По счастливости малолетия.
Дмитрий в полные свои девять лет
Не снимал руки с гроба батюшки,

Слезы горькие сдержать силился,
Прижимаясь к сутане Алексия.
А княгиня, вдова безутешная,
Убиваясь по Князю Великому,
Обнимала гроб, рвала волосы
Да в могилу лечь порывалася.

«Где же свет ты мой, Солнце Красное,
Что же рано так закатилося,
Тёплым лучиком не согреешь нас.
Разорви скорей тучи черные,
Улыбнись своим милым деточкам,
Прилети ко мне ясным соколом,

Забери с собой в путь-дороженьку.
Ой, за что же мне вдовья долюшка,
За что детушкам доля сиротская…».
В монастырской земле Спаса на Бору
Прах Великого Князя покоится,
А душа – в небесной обители...

Зело вовремя Божьим промыслом
Сам Алексий в родную Московию
Возвернулся из плена ольгердова.
Схоронивши Ивана Ивановича,
Бойко ринулись князи русские
Поклониться Хану Великому,

Приготовив подарки несметные,
О Великом просить Княжении,
Упредив молодого наследника
Опустевшего трона московского.
Многотрудной дорогой зимнею
Да декабрьской стужей колючею

Добирались в чертоги ордынские.
Только знать бы кому покланяться,
Только знать бы, кто будет утром хан –
Началась замятня великая
Да резня в Орде межусобная,
Где кинжал да отрава правили.
         ...

     «Великая замятня» в Орде
            
            Тронешь камешек –
            камнепад начнётся.
            Пуштунская пословица
Хан Озбек без малого тридцать лет
Золотой Ордой правил с пользою,
Да железно держал владения.
Всяк имел при нём справедливый суд,
Поощрял он искусства разные,
Принимал послов из земель чужих

Да без толмачей все беседы вёл.
Красотой лица и умом своим,
Богатырскою силой прославился,
И Орду оставил цветущую
Тайдуле-хатун да наследникам,
Сам почил днём погожим мартовским.

А на трон пустой во Сарай-Берке
По законам Ясы прописанным
Старший сын Тинибек возымел права,
Должен быть джучидом Великий Хан.
Поддержали эмиры сарайские,
Присягнули войска да темники.

Кутлуг-хану сдав Чагатай-улус,
На Сарай Тинибек отправился,
Из Хорезма уйдя благодатного.
Не спалось в эти дни Тайдуле-хатун.
Уж любила Тимура-первенца,
Восемь лет блюла да лелеяла,

Но забрали его во младенчестве
Духи черные поля бескрайнего.
Тинибек и силен и красив собой,
Для отца был подмогой надёжною.
Только сердце великой матери
Ослепилось любовью к младшему,

Джанибеку, по виду доброму,
Да делами своими жестокому.
«Нангудай, наш верный бекляри-бек,
Озбек-хану служил ты истово,
И детей моих делу ратному
Много лет обучал настойчиво.

Посему и должен ты верно знать,
Кто из них возвеличит Улуг Улус.
Поезжай Тинибека встречать вперёд,
Посмотри, не взяла ли болезнь в степи.
А пока же пусть Джанибек сидит,
Не по нраву мне трон пустующий».

Ой, не трогала бы я камешек,
Кабы знала, что дом рассыпется!
На седло вскочил верный Нангудай,
С ним эмиры и беки знатные,
Степью пыльной солончаковою
Поспешат встретить Хана Великого.

Вот и встретились на Яик-реке,
Развернули подарки знатные,
Обласкали речами льстивыми,
А с улыбками да объятьями
Со спины-то в печень кинжал вошёл,
Не дождался трон повелителя.
           ...

Опечален улус вестью горькою,
Что Великий Хан Тинибек болел,
Да и принял в пути смерть нежданную.
«Заходи, Хазыр, брат по крови мой,
Ближе нет тебя во всём царствии.
В пору вместе держаться надобно,

Дела ханские отрабатывать.
Завтра поутру поднимись с зарёй,
Да поскачем в степь, поохотимся,
Порезвимся в погоне с сайгаками,
Да за лисами соколов пускать
У степных кипчаков поучимся».

Возмужал в четырнадцать лет Хазыр,
Как влитой в галопе коня ведёт,
На скаку стрелой воробья сшибет,
В деле ратном не знает устали.
Славно братья в степи поохотились,
Повернулся Хазыр к Солнцу ясному

Посмотреть, куда путь домой лежит –
Да вошла стрела прямо в грудь его,
Старший брат стрелок тоже меткий был.
Повинился матери Джанибек,
Что не смог сберечь брата младшего –
Насмерть он-де разбился, упав с коня

Да и был похоронен в степи сухой.
Не осталось на трон соперников,
Джанибек воцарился с матерью.
Был известен большими походами,
Неизвестен большими победами.
На персидский поход долговременный

Бердибека взял, сына старшего,
Да оставил в Тебризе наместником.
Сам же, пикой в бою тяжко раненый,
Вместе с войском домой отправился,
У Аллаха прося исцеления. Время тянется,
Ходят лекари, Хан Великий сил набирается.

Отправлял Тоглу-бей гонца в Персию,
Известил Бердибека о радости,
Что идет на поправку Великий Хан.
И приехал сын да помог отцу,
Затянув кнутом шею мощную,
К праотцам уйти в ночь июльскую.

Запах крови и власти дурманили,
Бердибек не терпел промедления –
Той же ночью всех братьев кинжал нашёл,
Расчищая вокруг трона царского.
Все двенадцать ушли за батюшкой,
Восемь месяцев было младшему.

Был суров без меры хан Бердибек,
Притеснял зело знать кипчакскую,
Беклярбеку Мамаю большую власть
Над улусом давал, зятю старшему.
Затаились эмиры почтенные,
Каждый в чем-то да был обиженным,

Кто казнён, а кто сослан в окраину.
Вот два года прошло, и осенним днем
Закричали в банях наложницы,
Прибежали эмиры и стражники,
Да смотрели как плавал в фонтане хан
Не в воде, а в крови же собственной.

Собрались эмиры на курултай –
Тут Кульпа заявился наследником,
Будто он Джанибека законный сын,
В Самарканде от травли прятался.
Пуще прежнего стали гонения,
Семь эмиров враз новый хан казнил,

Тоглу-бея же в первую голову.
Беклярбека лишь пощадил Кульпа,
Не посмел на Мамая руки поднять –
Из киятов был Бердибеков зять,
Бодончарова рода-племени,
Царский трон держащего в Кок-Орде.

Беклярбеком своим взял Могул-Бугу,
Что служил Джанибеку могучему,
Он и спрятал Кульпу от кинжала в ночи,
Увезя в Тамерлана империю.
А взошёл на трон не понять зачем –
Только золото знал да веселие.

Тайдуле же совсем не весело.
И не в том печаль, что рубил Кульпа
На глазах её внуков малы;х с плеча.
По душе скребут когти зависти
От потери былого величия.
С ней на сговор тайный пошёл Хизыр,

Он потомок славного рода Джучи
И права имел на ордынский трон.
«Ты красиво и грозно на трон садись,
Наслаждайся почетом да слушайся.
Я женой твоей первой в шатер пойду,
Как дела вершить ханские – ведаю».

Но, сощурив глаз, молодой джучид
Захотел во всём только первым быть.
Прогнала же его заговорщица:
«Без меня тебе не объездить трон».
Ох, сильны, видать, вожделение,
Прихоть власти да жажда мщения,

Непреклонна хатун в стремлении.
Предложила Наврузу себя женой:
«Что тебе твои восемнадцать лет,
Ничего, что мне шестьдесят давно,
Не меня ты берешь в услаждение –
Властью ханской понаслаждаешься,

Троном царским, да золотым дождём.
Говори, что ты Джанибеков сын,
Адижа была твоей матерью.
От расправы в замять тебя я спасла,
Мое слово в Сарае ценится»…
Ночь январская холодна стоит,

Кан сухими дровами топится,
Хан, закутавшись, на суфу прилёг.
Тихо стражник выскользнул за дувал,
Прижимая к груди калту с золотом.
Тени быстрые, под полог нырнув,
Змеёй стелются к ложу царскому.

Был остёр кинжал – и свободен трон,
Вот Кульпа с женой без голов лежат,
Не поцарствовав и пять месяцев.
А в мужском чертоге наследники,
Михаил да Иван малолетние,
Беспокойно смотрели последний сон...

«Заверяю, – с железом в голосе
Завершила речь Тайдула-хатун, –
Он джучидов сын без сомнения,
Наша свадьба тому порукою,
Вот Навруз – отныне Великий Хан»,–
И воссела левей мужа нового,

Положив ему руку на плечо.
Курултай вести да послов принять
Тайдула сидит с ханом первая.
Молодой Навруз бремя ханское
С неохотой нёс, все по прихоти,
На жену дела перекладывал.

Самого же больше и день и ночь
Всё ласкали младые наложницы.
Тайдула же, не зная ревности,
Поощряла его занятия, власть
Держала в руках крепко-накрепко,
Упиваясь своим могуществом.
          ...

Алчен был Хизыр да злопамятен,
Всё не мог забыть унижения,
Тайдулой-хатун нанесённые.
Своих яростных дум угрызения
Доверял он Мамаю-темнику:
«Кто сидит на троне в Улус Джучи

На позорный суд праотцам моим?
Его имя совсем неведомо,
Самозванец без роду-племени.
Воевать разучились воины,
А рабы поднимают головы,
Сластолюбца за хана не жалуя.

В твоих жилах, Мамай, кровь киятская,
Я от хана Батыя  свой род веду,
Возведи на трон, вместе мы сильны,
Я – Великий Хан, ты – бекляри-бек».
Подсушил дороги сухой апрель,
Вот Хизыр на Сарай выдвигается,

У Мамая взял лучших воинов,
И в десятый день мая жаркого
Налетел Хизыр на Сарай-Берке.
Затаились эмиры подкуплены,
Отозвали в степь свои тысячи,
Сеча день идёт беспощадная.

Вот и дрогнул Навруз изнеженный,
Побежал во степь с сотней всадников,
Но прошло насквозь, с силой брошено,
Меж лопаток копьё, с коня скинуло,
За Кульпою вслед душу отправило,
А и прошло-то четыре месяца.

Поглядев в глаза заговорщицы,
Подхватил рукой её волосы
Да отсёк Хизыр Тайдуле-хатун
Саблей острой бедовую голову.
Ой, не трогала бы я камешек,
Кабы знала, что дом рассыпется!

Новый хан Хизыр смело в руки взял
Вожжи власти в Орде ослабшие,
И дела вёл с умом, но по-своему.
В князи русские внёс сумятицу –
Без влияния Тайдулы-хатун
Заступиться теперь стало некому,

Потому без разбору и выдал Хизыр
На Княжение во Владимире
Князю Суздальскому золотой ярлык.
Не внушило, видать, доверия
За княженьем посольство московское,
Девять лет всего княжичу Дмитрию…

Уж стояла жара непомерная,
Землю плавило Солнце июньское.
«Заходи, мой сын, убирай ковер,
На камнях полежим, так прохладнее»,–
Доставали кумыс наложницы
В бурдюках, зарытых в сырой песок,

Вёл беседу Великий Хан Хизыр
Да с любимым сыном Тимур-Ходжой.
Только поднял пиалу к губам отец –
Как застыл в немом изумлении,
А кинжал три раза в живот вошел,
На четвертый сердце пронзив насквозь.

И отца, да и брата меньшего
Убивал новый хан без сомнения,
А другим не отмечен в истории.
Через месяц с востока Орду-Мелик
Под ворота Сарая тумен привёл,
И сбежал за Волгу Тимур-Ходжа.

Растерял величие царский трон,
По улусам пошло брожение,
Хан Орду не сидел и месяца.
Недовольны эмиры сарайские,
Хан-Мюрида зовут на правление,
Уцелевшего брата Хизырова.

Тут булгарский наместник Булак-Тимур
Объявил своим ханством Булгарию,
Да отныне Орде не подвластною.
А за ним пошёл и Тагай в Мохше,
И Хаджи-Черкес свой Хаджи-Тархан
Объявили Великими Ханствами.

А эмир сыгнакский Кара-Ногай,
Что Туга-Тимурского племени,
Ночью тёмной зарезал Тенгиз-Бугу.
Порубили кият заговорщики,
Захватили трон ханский в Кок-Орде,
От Улус Джучи стали вольными.
          ...

Все недобрые вести сбирал Мамай,
Он в Кырыме сидел наместником,
Да решил, что время его пришло
И опаснее стало бездействовать.
Сговорил эмиров и темников,
И в Салхате вместе с Кутлуг-Бугой

Нашли сотника, с виду статного.
«Помни: имя теперь тебе Кильдибек,
Сын восьмой Джанибека славного,
Внук живой Озбек-хана Великого,
Тоглу-бей в Азаке сберёг тебя», –
И послали с конницей на Сарай.

Слава Господу, князи русские,
Иже с ними и Дмитрий Иванович,
Зело юный ещё московский князь,
Этим делом Сарай покинули.
Добирались путями окольными,
Ибо та замятня великая,

Овладевшая ханством ага'рянским,
Беззаконием сильным аукнулась
На дорогах, владеньях и вотчинах.
Не спасёт охранная грамота,
У кинжала да сабли теперь права,
Успевай только голову втягивать.

Кильдибек легко взял Сарай-Берке,
И Орду-Мелик рублен надвое,
А Мамай же нашёл за Волгою
Да желлада послал на Тимур-Ходжу.
Обрастает трон ханский трупами,
Но не стало вокруг спокойнее.

Славный Нангудай, и Могул-Буга,
И Сарай-Тимур, что визирем был,
Послужили Озбеку Великому,
Знали точно родню Джанибекову,
Сомневаются в происхождении
Да чистосердии Хана Великого.

Кильдибек угрозы почувствовал,
И, на Крыма поддержку надеявшись,
Как пошел с плеча рубить головы,
Вырезать родню всю Озбекову,
А тем временем не увидел он,
Что войска Мамай оттянул в Кырым

И отправил тумены с Кутлуг-Бугой
Отбивать притязанья литовские,
Да на Синей Воде негаданно
Потерпел поражение страшное
От обученных полчищ латников
Полководца Ольгерда Великого.
           ...

Гюлистана правитель Мюрид-Булат
Ожидать не стал своей участи,
И с поддержкой эмиров посёк Сарай
Да казнил самозванца жестокого.
Курултай собрать не успел Мюрид,
Как с востока нежданно великой тьмой

Мир-Булат без боя в Сарай вошёл
Да на три луны и воца'рился.
А Мамай, не теряя времени,
Уже нового Хана Великого
Объявил потомка Озбекова – Абдуллу.
В Византии скрывался он якобы.

Абдулла шёл в Сарай по распутице
Да разбил Мир-Булатово воинство,
Царский трон согрел в стужу зимнюю.
И признал Абдуллу Тагай из Мохши,
Поддержал его Секиз-бей в Мордве.
Заработал Абдуллов монетный двор,

Все купцы получили грамоты,
А младому князю Димитрию
Золотой ярлык на княжение
Был доставлен послами ханскими
Да на выход даны послабления
В закрепленье завязки с Московией…

Шумен днём Гюлистан торговцами,
Тих ночами, не спят заговорщики.
Наточили кинжалы острые,
Да осенней ненастной ноченькой
Всех сторонников ханских порезали,
Сакчыларов своих расставили,
Абдулла к Мамаю в Кырым сбежал.

Целый год Мюрид ладно царствовал.
Был зело польщён, что Московия
Обратилась к нему за княжением
Для наследника трона русского –
Отписал ярлык князю Дмитрию.

Неподвластны нам мысли тайные,
Недоступно чаять день завтрашний.
В холода шатёр белого войлока
Хан-мюридова кровь окрасила.
Беклярбек Ильяс, сын Могул-Буги,
Прямо в шею точный удар нанёс.

Меж собою рубились влияния,
Богатели эмиры подкупом,
Жарко битва идёт да за царский трон.
И грозил из Булгарии Мир-Булат,
Выступал ему против Булат-Ходжа,
Азиз-Шейх в Гюлистане ханствовал,

Целый год в Сарае пылился трон.
В день седьмой сентября ненастного
Азиз-Шейху эмиры на сабле клялись.
Новый хан послов во все стороны
Посылал ясак с вотчин требовать,
Да призвал князей из Московии.

Не спешил Мамай на Сарай идти,
Укреплял зауряд Ак-Орду свою.
Черноморский брег и Кавказ прибрал,
Да монету чеканную выпустил,
И, для всех оставаясь темником,
Абдуллу снова ханом выставил,

Из Кырыма московским княжествам
Ярлыки на уделы выписывал,
Тоже с выхода дал послабления.
Посадил он на Нижний Новгород
Князя Дмитрия Константиновича
Вперекор ярлыку Азизову, что

Борису тот дал Городецкому.
Велика стала сила влияния
Абдуллы, знать – великого темника.
И калты с серебром да золотом
Свое дело обычное сделали –
Возроптали эмиры сарайские.

Жаркой ночью июльской тёмною
Азиз-хан с Гюльшан во шелках лежат.
Крепок сон любви в три часа утра,
Не узнают, что вместе умерли
Смертью легкою да в глубоком сне.
Сакчылары с восходом тревогу бьют –

Чей кинжал в ночи незаметен был.
А в ворота въезжает с конницей
Абдулла, Сарая Великий Хан,
Рядом был он по случаю будто бы.
Воцарился на троне Великий Хан,
С ним Мамай, искусный бекляри-бек…

Неспокойно стало Черкес-Ходже –
Абдулле нет совсем доверия,
Все уделы в округе Таджи-Тархан
Превратил он в свои владения.
Собирал Черкес на Сарай войска,
Во главе новый хан – Улуджай-Тимур.

Возъярился Мамай несказанно,
Три тумена полных войной повёл,
Покарать смутьянов нахрапистых.
Шли по Дону войска – он по левому,
Улуджай по правому берегу,
Разминулись на счастье ратное.

Посему Улуджай и Сарай пустой
Захватил себе беспрепятственно.
Абдулла без боя ушёл в Кырым,
А дорогою слёг с простудою.
Вот узнал Черкес, что Мамай идёт,
Да грозится разрушить Таджи-Тархан,

Ускакал на юг защитить свой трон.
Улуджай управлять всё силится,
Да на смех эмирам не смог разуметь,
Что есть важное, а что десятое.
Видя слабость такую в Сарай-Берке,
Подоспел от булгар шибанид Хасан,

Мир-Булата племянник захватистый,
И прогнал Улуджая в Таджи-Тархан,
К хитроумному покровителю.
А Хасан молодой, но сноровистый,
Правил умно, дела вёл прижимисто,
Только гневал эмиров и темников,

Тем, что с выхода толику малую
Оставлял к делёжу необлыжному,
Остальное же гнал обозами
На любимую сердцем Булгарию.
Собрались и прогнали постылого,
Проводили копьём да стрелами.

И опять пылится без хана трон,
Воцариться никто не решается:
Хорошо бы Ханом Великим стать,
Плохо после всего три луны прожить.
В третий раз возвести Абдуллу на трон
Неуёмный Мамай затеялся,

Да никак Абдулла не поправится,
От хворобы падучей валится,
А по стуже-то зимней преставился.
Абдуллаха сын Мохаммад-Булак
Подготовлен Мамаем на царский трон.
Только мал ещё, восемь лет ему,

Титулуют ли ханы удельные?
А жена-то моя Тулунбек-ханум
Дочь царя Бердибека законная.
Кто посмеет сказать противное?
Объявил жену на Сарайский трон –
И признали эмиры знатные.

Не спеша да шагами малыми
Поднимал Мамай имя новое:
Отчеканил монеты с профилем,
Выдавал ярлыки на княжение
Мохаммад-Султановым именем,
Да посольство в Египет спроваживал

о двору султана мамлюкского.
Князя Дмитрия Константиновича
В отработку златых ярлыков своих
Натравил на смутьянов Булгарии,
И мечом дружинников Суздальских
Он Хасана добился булгарского

Признавать Мохаммада правление
Как Великого Хана Улус Джучи,
Да весною же объявил о том
По всем вотчинам и владениям.
Просидел Мохаммад до августа,
До прихода с востока грозы в Сарай.
          ...

Предком хана Уруса сыгнакского
Был Туга-Тимур, Чингисхана внук,
Посему и величия царского
Преизрядно бродило в крови его,
А ещё звериной жестокости,
Да притом не всегда ко врагам своим.

Трон в Сыгнаке до'был нетрудно он –
Сабля быстрая да кинжал помогли,
Навсегда род Туга-Тимура пресёк,
Резал сразу в трёх поколениях.
Не скупясь желладам своим платил,
Чтоб никто не стоял чередой на трон.

Сам Сыгнак на торговом пути стоял,
Было чем Урусу казну полнить:
Он налоги большие купцам вменил,
Но в сарае каждом охрану ввёл,
А в дорогу выписывал грамоту.
Зацвела Кок-Орда за его пять лет,

Захотелось расширить владения –
Обратил свой взор на Улус Джучи.
Вот собрал он силы великие
Да пошёл войной на Сарай-Берке.
Мохаммад-Булак избежал войны,
И, открыв ворота' во смирение,

Под покров Мамая ушёл в Кырым –
Хан Великий в Сарае теперь Урус.
Но не стал Мамай сгоряча ломать
Копья попусту, да коней палить,
А подумал он: пусть потешится,
В необъятную власть наиграется.

Я подарки буду эмирам в Сарай
Слать гонцами, да чаще спрашивать:
А сладка ли для вас доля рабская,
Да легко ль на спине чужака носить,
Вот они исподволь и подумают,
Для чего им кинжал на поясе.

Хан Урус властолюбый тем временем
На Таджи-Тархан войском выступил,
Да оставил Сарай обезглавленным.
Шибанид Ильбек, хан Сарайчука,
Мир-Булата брат, Бадакула сын,
Налетел неожиданной бурей степной,

Объявил своё Ханство Великое,
На шесть лун возглавил Улуг Улус.
В Сарайчук же поставил племянника,
Араб-шаха, вполне уже взрослого.
До Уруса в походе молва дошла,
Что раздор в Кок-Орде зачинается,

Где юнец Тохтамыш замятню завёл,
Осадив туменом большим Сыгнак,
Заявил, что он-де Великий Хан.
Развернул порядки в степи Урус,
До поры оставил Сарай-Берке
Да изгоном в Сыгнак направился.

Между тем Мамай свою тьму привёл
Да посёк Ильбеково воинство,
Другой раз Мохаммада на трон сажал,
Порубив предателям головы.
Сам на запад скорей отправился
Отразить Ольгердовых латников.

Жёстко хан Урус подавил мятеж,
И, оставив Сыгнак на Кутлуг-Бугу,
Возмужалого сына старшего,
Возвернулся быстро к Сарай-Берке,
Мохаммад-Булака прогнал в Кырым
Да опять воссел на ордынский трон.

Разослал послов по всем вотчинам,
Подтвердил ярлыки в Московии.
Год прошёл, сообщает Кутлуг-Буга –
Тохтамыш Сыгнак воевать пошёл,
Три тумена ведёт тамерлановых.
Ускакал Урус полон ярости –

Стал добычею лёгкой опять Сарай.
Каганбек решил это с пользою,
Объявил своё Ханство Великое.
А князья да бояре русские,
Видя слабость Мамая-темника,
Заложились под хана сарайского.

Каганбек от Москвы потребовал
Подтвердить договоры союзные
И отправить дружины в Булгарию,
Донести до Хасанова разума,
Перед кем теперь должен кланяться.
Рать московская да нижегородская

Под началом Боброка Волынского
В провожатых посла Каганбекова
Победила хасаново воинство,
Да таможню с даругой поставила.
Но управил Дмитрий Иванович
Многотрудный поход к своей выгоде:

От Хасана, эмира Булгарии,
Получил отступных серебром пять тыщ,
Да все пушки обозом в Москву увёз.
Свирепел Каганбек нешуточно,
Что посмели князья московские
Дань забрать себе с его подданных,

Да за дерзость ту наказать хотел.
Оставлять Сарай опасался он,
Потому и призвал из Улус Шибани
Араб-Шаха, что из двоюродных.
Вот тумен Арапша на Русь повёл,
Да на Пьянь-реке он зело побил

Оплошавшее русское воинство
Дня второго августа знойного.
Ободрённый победой лёгкою,
Воевал Араб-Шах Нижний Новгород
И пограбил рязанские вотчины,
Да с богатой добычей и пленными

Воротился к зиме во Сарай-Берке.
Занемог Каганбек тем временем,
И в апреле сухими дорогами
Он ушёл в родной Улус Шибани,
Да без крови отдал, по согласию,
Араб-Шаху царский в Сарае трон.

Новый хан был зело воинственным,
Правил твёрдо, и не разговорами,
Всё набегами да устрашением.
Налетел ураганом на Мохшу он,
Отобрал у Мамая вотчину,
Своего посадил наместника.

Разорил вдругорядь Рязанщину,
Нижний Новгород снова огнём пожёг,
А купцов с Руси, торговавших в Орде,
Порешил, да всех до единого.
Присмирели земли подвластные,
Дань платили сполна и вовремя.
         ...

Туй-Ходжа из рода чингизова
Был эмир Мангышлака торгового .
Отказав Урус-хану Сарай воевать,
Головой оплатил самоволие,
И родню свою не сумел сберечь
От жестокого нрава племянника.

Из детей один Тохтамыш сбежал
В Самарканд, Тимур защитил его.
И делах умён, и в бою хитер,
И словами искусные битвы вёл –
Полюбил юнца Тамерлан Тимур,
Да как сына родного воспитывал.

Тимур-беку своя была выгода
Предержать потомка джучидова,
Чингисханова в прямой линии,
Ибо сам Тимур не был таковым.
Мог эмиром быть, но не ханом стать,
В такой власти нет должной твёрдости.

И Великим Ханом Улус Джучи
Тамерлан быть не мог по наследию,
Потому и готовил на трон в Сарай
Тахтамыша, ему подневольного.
«На скаку стрелять да с плеча рубить –
Хорошо для простого воина.

Вот тебе Сабран, вот тебе тумен,
Власть держать – вот искусство великое».
Окрылён полководец радостный,
Во главе тумена в галоп скакал,
Осадил Сыгнак – хан теперь я ваш,
Стал эмиров к себе переманивать.

Вихрем яростным в ночь набросилась
На мятежных Урусова конница.
Потеряв тумен, еле сам ушел
Тохтамыш, побитый, но с опытом.
Усмехнулся лишь мудрый Тамерлан –
Все идет по задумке расчётливой.

На другой же год три тумена дал
Тохтамышу в потеху ратную.
На семнадцатый переход дневной
Перешёл Тохтамыш за Сейхан-реку,
Но готов был умелый Кутлуг-Буга
И разбил пришельцев, прижав к реке,

Утопил да срубил их множество.
Одержав победу, Кутлуг-Буга
Уж коня хотел повернуть домой,
Да влетела стрела заблудшая
Полководцу смелому в правый глаз,
И вернулся в Сыгнак на войлоке.

Тохтамыш в бою тоже ранен был,
Чрез Сейхан с трудом переправился
Да в Сабране рану залечивал.
Между тем из Сарая Урус пришёл,
Посылал к Тимуру послов своих,
Сдать убийцу сына потребовал.

«Или мне Тохтамыша голову –
Или будь готов, воевать иду».
Отказал Тамерлан да разъя'рился,
Повелел войска в пять тумен собрать,
Тохтамышу вверял свои полчища.
И Урус собрал тьму великую,

Целый год готовились воины,
Но судьба по-другому замыслила –
Прибрала хана язва чёрная.
Тохтамыш тьмы под стены выставил
Да отправил эмирам послание –
Или смерть, или вместе властвуем.

Присягнули эмиры и темники,
Тохтамыш – удельный хан Кок-Орды.
Через год, закрепив владение,
Получил Тамерлана согласие
Возродить великий Улус Джучи,
Тьму великую на Сарай повёл.

Араб-Шах с почётом послов встречал
Тохтамыша, ответ заготовленный
Сам с визирем повёз в золотой шатёр,
Что на полперехода в степи стоял:
«Было время, когда Великий Бату,
И Озбек, Джанибек славно правили,

Расцветал над миром Улуг Улус,
Трепетали рабы на окраинах.
Из корысти пустой да невежества
Истребили себя правители,
Потускнело былое могущество
Да удельных князей уважение.

По делам твоим и величию
Вижу, впору тебе этот царский трон,
Возродишь сиянье Улус Джучи,
Сын достойный рода великого.
Потому входи – трон сдаю тебе,
Вот и сабля – верши справедливый суд.

Мне ж дозволь в родные края уйти,
Дай в правление мой Улус Шибани,
Я удельный хан верноподданный».
Тохтамыш слушал речь разумную,
Выдавал Араб-Шаху грамоту,
Присягали эмиры с трепетом.

Тохтамыша тьмы во все стороны
Шли в походы с войной без устали.
Непокорный прежде Хаджи-Тархан
Покорил, и приделы Кавказские,
Посадил даруг и таможников
На Мохшу и Азак и Булгарию.
          ...

Наблюдая с тревогою сильною
За напором соперника нового,
Понимал Мамай, суждено ему
Своей силою с ним помериться.
А пока Тохтамыш Московию
Необъятную обходил стороной,

Показать Мамай вознамерился,
Кому Русь должна в пояс кланяться,
Устрашить несметною силою
Да заставить считать союзником
Против Запада или Сарай-Берке.
Сговорил Олега Рязанского

Выступать в союзе на Дмитрия,
И послал в поход мурзу Бегича,
С ним четыре тьмы да обоз большой.
Крест тяжёл пограничным уделом быть,
Сколько б сильно не били ордынцы Русь –
Первым делом всё по Рязанщине.

Посему не посмел отказать Олег,
Но дружину в бой не спешил сбирать,
А послал гонца тропами тайными
Сообщить о нашествии Дмитрию.
Князь Московский без промедления
Упредил мамаеву конницу,

Да на Воже реке разгромил зело,
Пол-тумена всего возвратилось в Крым.
Ой, велик позор грозного темника,
Нет предела мамаевой ярости.
Три луны не прошло, злым коршуном
Налетел на Рязань да спалил её,

Порубил мужей, жён-детей пленил,
Отомстил за Олега двуличие.
Загорелся всю Русь до бревна пожечь,
Превратить её в земли пустынные,
Чтоб запомнили данники русские
Пострашней, чем набеги батыйские.

Год и два сбирает Мамай войска,
Оплатил бессчётно наёмников –
Генуэзцев, черкесов, армен и других,
А Рязань и Литва в союзниках.
Князь Московский Дмитрий Иванович
Ждать не стал агарян в Белокаменной,

Да опять упредил рать поганую,
И за Доном, в устье Непрядвы реки,
Разгромил армаду несметную
Силой духа да Божьей помощью.
Стали красными реки великие,
В поле хо'лмы порубленных воинов,

А Мамай галопом в Кырым бежал,
К новым битвам на Русь готовиться.
            ...

     Дмитрий Иванович

По наследному праву лестви'чному
Век бы ждать – не дождаться Дмитрию
Своих прав на княженье московское,
Ибо он девятым в ряду стоял
После дядюшки, Симеона Гордого.
Не дано нам знать во грехе своём,

Что для нас в небесах начертано.
Язва чёрная, налетев на Русь,
Натворила невзгод бесчисленно,
Да косою своею страшною
Убрала и князей и наследников,
Был девятым Димитрий, да первым стал.
            ...

«Тяжела в руках золотая цепь,
Тяжек пояс из чистого золота,
Что оставил в наследие батюшка,
Князь Великий Иван Иванович,
Но поднять их смогу, поднатужившись.
Ты скажи мне, Боже, Спаситель наш,

Где же сил возьму я в руках держать
Власть великую, скипетр княжеский,
Удержу ли поводья тяжёлые,
Чтобы с Русью-тройкой управиться,
Да найти ей дорогу верную,
Защитить от бурь и злых коршунов?

На твои полагаюсь я, Господи,
Волю, помощь и благословение,
Да ещё на заветы батюшки
Князя светлого Ивана Ивановича –
Уважать да слушать бояр совет,
А всех пуще – отца Алексия», –

Так взывает ко Господу новый князь
Московский – Дмитрий Иванович.
Молод княже, но крепко запомнил он,
Как совету не внял боярскому
Князь Великий Иван Иванович,
Да к присяге Алексея Петровича

Приводил на Крещение тысяцким.
Несогласные взор потупили,
Недовольные молча слушали,
А февральской ночью студеною
Алексея Хвоста труп истерзанный
Подобрали на площади стражники.

Вот созвал Алексий Митрополит
На собор бояр князю Дмитрию,
Да совет держали значительный
О судьбе Руси и княжении.
Фёдор Кошка, а с ним Одинец Андрей,
Воевода Димитрий Михайлович

И другие бояре в согласии
Поклялись служить князю юному,
Да просили отца Алексия
Опекать неусыпно Димитрия,
Помогать держать скипетр княжеский
В неокрепшей руке отроческой.

«Зреет плод в лучах Солнца яркого,
А в тени зелёным останется.
Ты расти, мой сын, в свете славных дел,
Что великие пращуры сделали.
Александр Великий, прапрадед твой,
От врагов защитил Русь-страдалицу,

Сохранил на ней православие.
Дело знатное и достославное
Совершил твой дед – Калита Иван.
Он собрал мечом своим праведным
С Феогностовым благословением
Земли русские во един кулак.

Не имея сил отвратить врага,
Униженьем своим пожертвовал,
Для Отечества ханам кланялся
До смиренного уничижения,
А за это добился доверия
Озбек-хану возить все подати,

Самому их сбирая с земель святых,
А не ордам баскаков безжалостных,
Что втройне от ханского выхода
Обирали Русь да сжигали хлеб.
Целых три десятка спокойных лет
Для Руси унижением вымолил,

А тем временем силы полнятся,
Дух Руси все крепче становится –
Только ждет она победителя,
Кто возглавить её осилится,
Соберёт богатырские силушки
Сокрушить вороньё поганое.

Быть тебе дано продолжателем
Славных дел твоих прародителей,
Надо сделать Руси её первый шаг –
Силу сильную осознать свою,
Распрямиться, поднять выше голову –
В этом есть твоё назначение», –

Так напутствовал князя Дмитрия
Патриарх своим словом праведным,
Да все силы свои молитвенно
Приложил к становлению Дмитрия.
И бояре сплотились московские,
Помогали советами мудрыми.

Схоронив Ивана Ивановича,
Тем же годом дорогой морозною
Князи русские сызнова кинулись
За княженьем в татары кланяться.
Лишь доехали – а Кульпа-то хан
Обезглавлен уже со наследники.

В Гюлистане томясь в ожидании,
Когда примет их новый хан Навруз,
Узнают, что снова свободен трон,
Казнена Тайдула-защитница,
А в Сарае ханом теперь Хизыр.
Не внушило, видать, доверия

Хизыр-хану посольство московское,
И Княжение Велико-Владимирское
Отдал он Андрею Константиновичу,
Князю Суздальско-Нижегородскому,
Остальным их уделы привычные.
Получив ярлыки, с поспешностью

Из Сарая домой князи ринулись,
Дабы их не нашла чаша горькая
Ростовских князей неудачливых,
Из забавы монголами грабленных,
Нагишом в свои земли отпущенных.
Велика в Орде замятня пошла.
          ...

Вот двенадцать лет Князю Дмитрию.
Делу время, потехе же места нет.
Ум большой как земля плодородная
Семена благодарно впитывал,
Что давали всечасно Дмитрию
Поученья отца Алексия.

И рука стала крепнуть отрока,
Меч держала уже уверенно
В упражнениях делу ратному
С искушенными воеводами.
Между тем печётся митрополит
О едином в Руси правлении,

Отправляет в Сарай киличеев он
О Великом просить Княжении
Для московского князя Дмитрия.
Сами в руки идут ко мне данники –
Дал Мюрид ярлык на княжение
Велико-Владимирское Дмитрию.

Слаб престол теперь в Золотой Орде,
Ханы чаще погоды меняются,
И Алексий отправил иноков
На Кырым к Мамаю с прошением,
Где тот ханом Орды Абдулу назвал,
Абдула выдавал изволение.

Вот с двумя ярлыками взошел на престол
Князь Великий Дмитрий Иванович.
А сарайский Мюрид, оскорблённый тем,
Отправлял ярлык князьям Суздальским,
С коим младший Дмитрий вокняжился
Во престольном граде Владимире.

Не внимал Дмитрий Константинович
Увещаний Алексия мудрого,
И пошла тогда рать московская
Во главе с возмужавшим отроком
Князем юным Дмитрием Ивановичем
Да братья'ми Иваном, Владимиром,

Коим было всего-то по восемь лет,
Власть московскую устанавливать.
Вел войска воевода опытный –
Вельяминов Василий, тысяцкий.
Изумился Дмитрий Константинович
Решимости князя московского,

А ему лишь двенадцать стукнуло –
Не посмел поднять свой калёный меч
На большие полки московские,
Переславль сдал без боя Дмитрию
И ушел восвояси во Суздаль свой.
Князь московский Дмитрий Иванович

По обряду вступил во Княжение
Великое Владимир-Московское,
Да одним походом решительным
Он поставил своих наместников
В Стародубском и Галицком княжествах,
Утвердил их в московскую вотчину.

Князи Суздальско-Нижегородские
Между тем не могли успокоиться,
Хлопотали о Великом Княжении
Да вели без конца межусобицы.
Князь Великий Дмитрий Иванович
Благим словом отца Алексия

Принял сторону Дмитрия Суздальского,
Да Бориса изгнал в Городецкий удел.
В благодарности Дмитрий Константинович
Сдал ярлык на Княженье Великое,
Что Василий Кирдяпа привез для него,
Азиз-Шейха осыпав подарками:

«Признаю за тобой старейшинство,
Князь Великий Дмитрий Иванович.
Ты садись со мной за дубовый стол,
Отобедай, прими уважение.
Спор любой меж собою решаем впредь
Словом честным, не сечей бранною».

Благодарствовал Дмитрий Иванович
За прием, угощения славные,
Да смущаясь, хозяина спрашивал –
Что за девица рядом красная
Подаёт ему блюда дивные,
А сама словно лебедь плавает,

Да щеками как роза рдеется.
«Евдокеюшка, дочь моя младшая, –
Отвечал ему Дмитрий Суздальский, –
Ей тринадцать годочков минуло»…
В небесах совершен венценосный брак,
На земле же – в соборе Коломенском,

И Крещенским морозом Алексий венчал
Рабов Божьих Евдокею и Дмитрия.
И прожили они в полной благости
От венчанья до вздоха последнего,
Златый голубь да нежная ласточка,
Народив двенадцать детей в любви...

А в Коломне венчался Великий Князь
Не по воле своей, а по случаю,
Ибо в жаркое лето всехсвятский пожар
Охватил Москву бурей огненной,
И дома и посады и храмы спалил,
Не оставил целого брёвнышка.

   «Бысть тогда засуха велика, еще же
   и буря к тому ста велика, и меташа
   за 10 дворов головни и бревны с огнем,
   и не было льзе гасити: в едином бо
   месте гасяху, а в десяти загорашеся…
   и в едины бо два часа весь град
   погоре без останку…».
                Воскресенская летопись.

Созывает князь на совет бояр
И решают в полном согласии
Москву-матушку строить заново,
Да не в дереве, а из камня всю.
Довели сей указ по вотчинам –
Потянулись обозами розвальни,

И по снегу скрипучему да по льду
Везут камень город отстраивать.
Как задумано – так и сделано,
Вот стоит Москва камня белого.
Тут же грянуло испытание:
Натравил на Русь Михаил Тверской

Войско зятя, Ольгерда Великого.
Подошел Ольгерд и посад пожег,
Но не смог покорить Белокаменной.
Постояв три дня, восвояси ушел,
А с досады всё разорил в окрест
Да людей в полон увёл множество.

И в другом литовском нашествии
Защитили Москву стены каменны,
А на третий раз Дмитрий Иванович,
Богатырь о двадцати двух годов,
Собирал полки многочисленны
Да разбил литовский передний полк.

Оценил Ольгерд силу ратную,
Запросил мир у князя московского.
В закрепленье союза верного
Дочь отдал Елену Ольгердовну
Владимиру Андреичу в Серпухов,
Что двоюродный князю Дмитрию.
          ...

  Коварство Михаила Тверского
«Азиз-хан и Мюрид выдавали ярлык
Князю Дмитрию, что из Суздаля,
А московский-то Дмитрий отвергнул их,
Хан сарайский уже не указ ему.
Да и с выходом не торопится,
Даст – не даст на своё усмотрение.

Возгордился шибко московский князь,
Скоро ты уже не указ ему.
Не должно того, ты доверься мне –
Я Великий Князь на всея Руси
С ярлыком от тебя на княжение,
Будет твой наказ – для Руси указ», –

Так злословил Мамаю-темнику
Михаил Александрович, князь Тверской.
Выдавал Мамай золотой ярлык,
Мохаммад-султаном подписанный,
Да посла отправлял в подкрепление –
Сарыхожу с тысячью всадников.

Принимал посла Дмитрий с почестью
Да обратно отправил с подарками.
Михаилу же, князю коварному,
Показали ворота закрытые
И погнали прочь со словами вслед:
Наш Великий Князь – Дмитрий Иванович.

А строптивый князь Михаил Тверской
Не уймет свои притязания
На княжение Владимир-Московское.
Вдругораз у Мамая ярлык просил –
Да опять с ним остался за пазухой,
Не признал его Дмитрий Иванович.

Не по вкусу Мамаю-темнику
Самоволие князя Московского.
Отсылает посольство Дмитрию,
Дань собрать вдвое больше требует.
Осерчал князь Дмитрий Иванович,
Без подарков послов отправлял назад

Да с Мамаем совсем в розмирье' вступил,
Перестал и выход с земель платить.
Чует темник, что зело надобно
Навести раздор в князи русские.
Посылает в Нижний Сары-Аку
С ярлыком золотым на княжение.

Князь же Суздальско-Нижегородский,
Благородный Дмитрий Константинович,
С домочадцами в Переславле был,
Где во благе младенца Юрия,
Наследника князя Дмитрия,
Преподобный старец Сергий крестил.

Нижний Новгород на попечение
Князь оставил сыну Василию,
Он и встретил копьём да стрелами
Сарайку-посла со стражею,
Изрубил мечами всю тысячу
Да собаками потравил на льду.
            ...

     Съезд русских князей
В Переславле стоит колокольный звон,
Весь честной народ полон радости
О рождении да крещении
Наследника Дмитрия Ивановича.
Сам же князь по обыкновению
Ни мёда, ни пива не пробует –

Всё о здравии чад своих молится,
Разговоры ведёт благочинные:
«Благодарствую, люди добрые,
Что своим благородным вниманием
Вы почтили меня, небезгрешного,
Разделили радость великую.

Нет сомнения, к пирогу родня
Соберется во светлой горнице.
Хороша же семья, где и в горести
Стульев нет пустых за большим столом.
Братья милые, князи русские,
Тучи черные в небе кружатся,

Заслоняют от нас Солнце ясное,
Наполняют сердца тревогою.
Князь великий Ольгерд Гедиминович
Слово держит свое договорное,
Не тревожит уделы русские.
Но ослаб здоровием старый князь,

Подрастают двенадцать наследников –
Кто из них будет завтра Литву держать,
Что за ветры подуют с Запада?
И в лихую годину не вступит за Русь
Тверское червивое княжество –
Во злобе' Михаил Александрович

Меж татарскими сыроядцами
Да немецкою верой мечется.
Покосился трон в Золотой Орде,
Золотым он был – да кровавым стал,
Как подковы ханы меняются.
Отписал ярлык один с вечера –

А с утра другой нам баскаков шлет,
Да все требуют дань ежегодную,
Обирая нас втрое и вчетверо.
Хан Кырымский Мамай озлобился,
Тоже вдвое потребовал выхода
Да признать его власть вселенскую,

А иначе грозится набегами.
Знайте, други мои разлюбезные –
Отказал я Мамаю в выходе.
А Великим своим Княжением,
С ярлыком золотым или без него,
Я делиться теперь не подумаю.

Бесерменам зело се не нравится –
Ожидайте теперь нападения.
Посему и решайте миром честны;м –
Либо каждый как в поле один стебелёк
Слабым ветром поляжет, сломанный,
Либо все мы, князи, единый щит,

Отразящий копьё нечестивое,
Как единой Руси православной меч,
Сокрушающий скверных ворогов.
Из ручьёв – да река полноводная,
Мы же вместе – сила могучая».
И внимали с великим почтением

Молодому князю Димитрию
Князи русские Дмитрий Суздальский
С братом Дмитрием и Симеоном-княжичем,
Серпуховский Владимир Андреевич,
Городецкий Борис Константинович,
Ярославский Василий Васильевич,

С ним и сын князь Роман Васильевич,
И Ростовский Андрей Александрович,
И Смоленский Иван Васильевич,
Белозерский Фёдор Романович,
Стародубский Андрей Феодорович,
И с Мо'логи Фёдор Михайлович,

Из Ростова Александр Константинович
Вместе с братом князем Василием,
Князь Василий Михайлович Кашинский,
Новосильский Роман Семёнович,
Оболенский Семён Константинович,
С братом князем Иваном То'рушским,

Да из Брянска Роман Михайлович.
Дело сладили в полном согласии,
Ни один же не был сумняшеся.
Патриарх Московский Алексий Бяконт
Одобрял союз словом пастырским,
Преподобный Сергий святой водой

Окропил собранье великое:
«Открывал мне Господь за молитвами –
Светел путь вам, мужи благородные,
Не оставит вас милость Божия,
И покров Пресвятой Богородицы
Аки щит православному воинству», –

Да пешком удалился в Радонеж.
           ...

    Присоединение Твери
Михаил Тверской, чуя выгоду
От розми'рья Москвы с агарянами,
Третьим разом Мамаю наушничал
Что московские князи замыслили,
Получал ярлык на княжение.
А на этом терпенье закончилось

Незлобливого князя Дмитрия.
Собирает рать он со всех земель,
Новгородцы полки свои выслали –
И днём пятым августа жаркого
Осадили Тверь силой грозною,
Михаил Тверской мира затребовал.

Благородный Дмитрий Иванович
Первым разом из всех на Руси князей
Проливать не стал русской кровушки,
Не пожёг хлеба и владения,
Грабежи творить запретил войскам
Да в полон не брал люд простой Твери.

Михаила же Александровича
Во Твери на удельном княжении
Оставлял Князь Димитрий Иванович,
Тверь отныне – московская вотчина.
Договор скрепил дружбу вечную,
Союз воинский против ворогов.

Михаил признавал старейшинство
Великого Князя Московского,
Отказавшись навек в притязаниях
На престольный трон во Владимире,
Да поклялся совместно выступить,
Коли надобно, против самой Орды.
            ...

       Набег Арапши
Как проведал князь Дмитрий Суздальский,
Что Арапша полный тумен ведёт
Покарать-пожечь Нижний Новгород
Да напомнить князю московскому,
Кто есть сила и чьи они данники –
Весть отправил зятю за помощью.

Рать большую Дмитрий Иванович
Собирал да не медля выступил,
И за Пьянь-рекой ставши лагерем,
Путь закрыл агарянскому воинству.
Тридцать дней и ночей отстоял в полях
Да вернулся в Москву с дружиною,

Не дождавшись вестей об ордынской тьме,
О делах беспокоясь княжеских.
А на Пьяне оставил заслон из полков
Ярославских, Юрьевских, Муромских,
Переславцев да и Владимирцев.
Дмитрий Суздальский справил тысячу,

Во главе же войск сына выставил –
Князя юного Ивана Дмитриевича.
Но не смог молодой князь Суздальский
Боевой порядок дружин держать,
И устроил вместо дозорных дел
Пир горою с охотой да брагою,

Побросав доспехи с оружием.
А тем делом князи мордовские
Показали врагу тропы тайные,
И нежданно разом с пяти сторон
Араб-Шах ударил на русичей,
Порубил безоружное воинство

Да изгоном пошёл в Нижний Новгород.
Три дня грабил и жёг беззащитный град,
Храмы все спалил христианские,
Уводил в орду много пленников.
Тяжела ты, о чаша горькая,
Как расплата за праздновеселие!

Вот ушёл Арапша Рязань пожечь –
За ним следом князьки мордовские
Поживиться взалкали, подлые,
Да вошли в земли нижегородские
Забирать у людей останнее.
Князь Борис Городецкий с дружиною

Проучил поганцев-безбожников:
Догонял да рубил нещадно их,
А к зиме, дождавшись московскую рать
На подмогу от Дмитрия Ивановича,
Разорил Мордву, все селенья сжёг,
А детей и жен во полон увёл.
           ...

        Битва на Воже –
     первая русская победа

Через год и Мамай сподобился
Тьму собрать в поход на Московию,
Отомстить за погибель Сары-Акы,
Показать, кто на деле Великий Хан
И кому должен Дмитрий кланяться,
Да кому с Руси надо дань платить.

Но разумный Дмитрий Иванович
Горько учен набегом Арапшиным,
Хорошо запомнил, как дорого
Обошлось пребыванье в неведеньи,
Да отныне в самой татарской орде
Соглядатаев щедро оплачивал,

На дороге и в поселениях
Борзоходцев тайно отряживал.
Посему и знает Великий Князь
Все движенья и планы Мамаевы,
Да на Вожи-реки берегу крутом
Свою рать против ворога выставил.

Встал по центру Дмитрий Иванович
Во главе рядов большого полка:
Вот пять тысяч обученных ратников
В плотный строй сомкнули щиты свои
Под рукой Монасты'рева Дмитрия,
Да за ними три тысячи конницы

Во главе с Назареем Кусаковым.
А дружины правой и левой руки
От холма вниз ушли, к болотине,
Где обзору на них врагу не было,
И вперед подковой продвинулись:
Тимофей Вельяминов, окольничий,

Встал на правой руке, и в кустарнике
До сигнала три тысячи спешились.
А по левой руке две тысячи
Удалых рязанцев, что дал Олег
Под начало Данилы Пронского,
На пару' держали коней своих.

Четырёх нойонов собрал Мамай,
По тумену в пять тысяч каждому,
Во главе же поставил Бегича,
Закалённого битвами славными,
Дал сакчы воеводам по тысяче
Вот и двадцать пять тысяч всадников,

Да обоз большой снаряжения,
Запасных коней по три каждому,
Да пять сотен кибиток с семьями
Не спеша в поход назидательный
Летним утром июльским двинулись,
Поджидая в пути подкрепление –

Храбрых воев Олега Рязанского.
Показали слу'жки Олеговы,
Где на Воже-реке есть пошире брод –
Подошла орда, стала лагерем.
Подивился мурза, как увидел он
На высоком другом берегу реки

Лес из копий густой, не шелохнется,
Нижним рядом щиты плотно сомкнуты,
Шишаков надраенных тысячи
Отражают Солнце вечернее,
А за ними, спокоен в безветрии,
Стяг московского князя высится.

День и два стоят рати несметные –
Все в раздумьях эмиры татарские.
Ночь не спят и дозоры московские,
Жгут большие костры повдоль берега
Да хватают ночных лазутчиков
От коварного князя Бегича.

В среду утром туман рассеялся –
Не поверил татарин глазам своим:
Полки Дмитрия вдруг попятились,
А к полудню почти на версту ушли.
Обманулся мурза многоопытный
Хитрым ходом Дмитрия Ивановича,

Посчитал, что дрогнули русские,
Знать, совсем против нас малочисленны.
Вот привстал в стременах полководец тьмы,
Руку с саблей вперёд резко выбросил –
И погнали тумены темники.
Застонала земля от ста тысяч копыт,

Закипели реки' во'ды плавные
От лавины коней многотысячной.
Свистом громким да криками злобными
Запугать стараясь противника,
Рысью легкой пошли в наступление,
Чтобы больше смогло переправиться

Да обрушиться силой дикою,
Смять порядки князя московского.
А Дмитрий Иванович выставил
Во всё поле полки пехотные,
Да щиты сомкнул крышей плотною
Как защиту от ливня хиновских стрел.

Над щитами же копья тяжёлые
Первый ряд частоколом выставил,
Ряд второй их в землю надёжно упёр.
И не дрогнули воины русские,
Ни единой бреши в порядках нет,
И наткнулась мамаева конница

На лес копий, грозный в молчании,
Кони вздыбились, падали замертво,
Подминая телами всадников.
Так увязла быстрая конница,
А поганые многие спешились,
Разгорелась сеча кровавая.

По сигналу встал третий русский ряд –
И стрелков подготовленных тысяча
Тучей стрел поразила ага'рянцев,
А второй ряд копьями легкими
Да мечами тяжелыми русскими
Полетел вражину рубить-колоть

Кто крича, а кто молча, неистово.
Минул час – целый вал поперёк холма
Из доспехов и тел изрубленных,
Из коней, придавивших раненных.
Наверху идет битва яростно –
Православный меч сечёт ворогов,

Разят насмерть меткие сулицы –
Да и сабля быстра татарская,
Погибают русские воины.
На траве внизу кто израненный,
Кто побит да конём придавленный
Задыхаясь, лежат в пять ярусов,

А не стонут, не просят помощи.
Вот Степан Кожемяка стрелой в груди
Ко сырой земле пригвождён лежит,
А лицом к нему, вылезти силится,
Бесермен, лошадьми придавленный.
Дотянулся Степан, да железной рукой,

Мять бычиные кожи приученной,
Шею вражью смертельною хваткой сжал
На последнем своем издыхании –
Захрустели поганого косточки.
Жив Иван Негуляй, а обнимку с ним
Агарянин с обломком копья в спине,

И руками к кинжалу тянется.
А Ивана десница правая
Крепко держит меч хваткой мёртвою –
Только рядом лежит, отрублена.
Вытекает кровушка русская,
Уж темнеет в глазах, но и левой достал,

Изловчившись, стрелу татарскую,
Из колча'на врага торчащую,
Да вонзил её в горло хозяину…
И летят в небеса души грешные
И святых, и неправедных воинов.
По земле всяк ходил по-разному,

Правду-матушку каждый имел свою,
И богам они разным кланялись,
А теперь стоят в одну очередь –
В Суд Небесный Бога единого…
А по броду все новые тысячи
Подпирали ряды передние,

Да столпились, сминаться начали –
Нет простора, монголам привычного.
Дал сигнал князь Дмитрий Иванович –
Расступились ряды пехотные,
Посредине проходы сделали,
Через них в лоб ударила конница,

Иже с ними Великий Московский Князь.
Смотровые махнули флагами –
Из низины полки засадные
На галопе свежем да с гиканьем
Повели Тимофей Васильевич
И князь Данила Владимирович,

По армаде с боков ударили,
Рассекли стаю волчью надвое,
И налево-направо пошли рубить,
На пять копий подняли Бегича
Да погнали вражину назад к реке.
Показали тут спины поганые –

Вот и кончилась сеча встречная,
А потеха пошла богатырская –
Как гнилую капусту рубить с плеча,
Да не кое-как, а десятками.
То свистели да улюлюкали –
А теперь им от страху видится,

Что по десять русских на каждого.
С воем диким в великом смятении
Агаряне по полю мечутся,
Побросали все луки с копьями,
Большей частью с коней-то спешились –
Не пробиться верхом из сумятицы,

Уползают в траву высокую.
А московские пешие ратники
В бесерменские фланги врезались,
Не дают развернуться коннице,
Колют снизу длинными пиками,
Рвут из сёдел всадников крючьями,

А уж тем, которые спешились –
Засапожный нож раскроит живот.
И куда бежать не сподобились –
Вот те меч, а вот боевой топор,
На копьё по двое нанизаны.
Обезумевши, в реку кинулись

Да тонули в доспехах сотнями…
Даже Солнце устало красное,
Покатилось за край, утомлённое,
Накрывали побоище сумерки.
Только две, а может три тысячи
Из последних рядов ускакать смогли,

А горячие всадники русские
По следам догонять вознамерились –
Но трубил отбой полковой трубач
По приказу Князя Великого:
Хорошо знал Дмитрий Иванович,
Как притворным своим отступлением

Загоняли монголы коварные
Догоняющих в клещи смертельные.
Повелел обойти все полюшко,
Жечь из пакли смолёной факелы
И помочь русским воинам раненным,
Да костры большие зажечь в полках,

Накормить победителей досыта.
Сам же князь в усердном молении
Бил поклоны Пресвятой Богородице,
Прославляя защиту Небесную
Православного нашего воинства,
Да просил о Небесном Царствии

Защитивших Русь славных витязей…
Поутру забирали дружинники
Весь обоз, агарянами брошенный –
Алачуги, шатры и кибитки
С оружьем, богатствами многими –
А вокруг ни единой поганой души,

Все сбежали в ставку мамаеву.
Целых три; дня стояло воинство –
Собирали доспехи бранные,
Хоронили погибших воинов.
Телеса Монастырева Дмитрия
Да ещё Назарея Кусакова,

Воевод московских прославленных,
В гуще битвы святой порубленных,
Повелел Димитрий в Москву везти,
Хоронить их с великою почестью.
Поделил справедливо Великий Князь
Между воев добычу несметную,

Да с корыстью дружины отправил он
По домам, отдыхать после славных дел.
А молва по Руси впереди бежит,
Славит праведных победителей,
Развернулись плечи понурые –
Да неужто есть ещё силушка!

Озарились лица улыбками,
И дышать-то стало свободнее.
Укрепились и князи русские
О своём великом согласии –
Все дела в едином строю вершить,
Как один за другого в бою вставать.

    «По сих же приспе вечер, и заиде
    солнце и смерчеся свет, и бысть
    нощь, и нельзе беше погонитися
    за ними за реку; ...А татарове
    таки побегоша, аще сущи с вечера
    и чресь всю нощь бежаху… Се же
    побоище     случися месяца
    августа в 11 день,
    в среду при вечере…».
                Софийская  летопись.
            ...

    Ярость Мамая и подготовка
    к новому походу на Русь

Побелел Мамай, как увидел он
От туменов остатки побитые,
Гнев не дал принять оправдания –
Самолично рубил всех сотников,
Остальных же десятками распылил
По охранным сотням и тысячам.

И кипела ярость могучая,
Борода трясла сединой в злобе:
«Под знамёна всех, до единого,
Впереди пойду тьмой великою,
Храмы все сожгу христианские,
А князей непокорные головы

Да украсят колья повдоль дорог,
И походы великого хана Бату
Им великим счастьем покажутся».
Охладили эмиры голову
Ослеплённого гневом темника –
Не хватает сил против Дмитрия,

Собирай неспешно войска свои
Да разбей врага окончательно.
Налетел Мамай на Рязанщину,
Отомстил за вилянья Олеговы
И ушёл восвояси назад, в Кырым,
Погрозив бессильно Московии.

Набивал калты златом-серебром,
Посылал во все земли гонцов своих
Собирать на поход наёмников.
Несть числа куют оружейники
Наконечники стрел да сабельки,
День и ночь смолят шкуры дублёные

Да вдвойне же конскими жилами
Их сшивают в доспехи бранные,
Обшивают себя и коней своих,
Укрепляя пластиной железною,
Что куют им рукой умелою
Кузнецы, на Руси пленённые.

За два года скопил бесчисленно
Разношерстной поганой нехристи –
Девять полных туменов своих собрал
По шесть тысяч отборных всадников,
Да князей набрал целых семьдесят
Из армен, буртасов и ясов лихих,

От черкасов и фрязов воинственных,
Где по две, где по тысяче всадников,
Вот сто семьдесят тысяч воинов
На поход смертоносный двинулись,
Ранним утром июльским солнечным
В поле чистом великую пыль подняв.

Хан Мамай – таковым объявил себя –
Не забыл и Олегу Рязанскому
Посылать суровую весточку:
«Ты со мною или же псам своим
Я скормлю тебя через две луны,
Больше нет для тебя прощения».

Посылал князь Рязанский в Литовию
Епифана Киреева с грамотой,
Где просил Ягайлу бесчестного
В срок означенный быть на Оке-реке,
В совокупе с ордой Мамаевой
Низложить московского Дмитрия.

       ..........

Битва за Доном, в устье Непрядвы,
    на поле Куликовом.

Между тем эмиры подкуплены,
А сторо'жи, по весям расставлены,
То и дело ловят ага'рянцев
Да язык им развяжут брагою –
Знал дотошно Дмитрий Иванович
Все движения тьмы мамаевой.

Вселукавый Олег в метаниях
Отсылал гонца в тайне к Дмитрию –
Мол, идет с ордою несметною
Против нас с тобой воевать Мамай.
Сам же сердце своё нечестивое
Тешил втайне мыслями грешными,

Как воссядет веленьем мамаевым
На заветный трон в Белокаменной,
Приберёт к рукам злато-се'ребро,
поделив уделы московские
Меж собой да своим союзником –
Ненасытным Ягайло низменным.

А литовский князь был зело хитёр,
И платил, не скупясь, доносчикам –
Сведал вовремя силы московские
Да идти не спешил к побоищу,
Чтобы девять тысяч мечей своих
Не подставить под семьдесят Дмитрия.

Видел княже все эти хитрости –
Сбор трубил боевой в земли русские,
Собирал дружины, сводил в полки,
Под Коломной в порядки уряживал
Да навстречу Мамаю двинулся.
Поперёд же отправил плотников

Под охраною конных дружинников
Наводить мосты и ладьи сбирать,
Переправу устроить воинству.
Наполнялось великой радостью
Благородное сердце Дмитрия,
Как из разных уделов княжеских

Православные люди откликнулись,
Да вставали рядами плотными
На погибель за землю русскую,
И не ради потехи и ко'рысти –
А за счастье дышать свободою,
И не только по воле княжеской –

А по зову русской души своей:
Из Твери пришло ополчение,
Хотя сам Михаил, вотще злобствуя,
За стеною трусливо прятался.
И рязанцев храбрых три тысячи,
Не бояшеся гнева Олегова,

Под знамена вставали Дмитрия.
Да из славных земель Карачаевских
Шла подмога в четыре тысячи.
Андрей и Димитрий Ольгердовичи,
Слову союзному верные,
Приводили полки великие…

Перейдя за Дон у Непрядвы-реки,
Сжег мосты за собою Великий Князь –
Отступать полкам уже некуда.
По Непрядве дозоры выставил
Да отсёк дружину Олегову,
И Ягайло теперь не ударит в тыл.

«Князи милые, други верные,
Сожжены мосты, нет пути назад.
За спиною лежат земли русские,
Беззащитны, как девица красная,
Передайте слово в полки своя –
Или сгинет навеки в безмолвии

Да в безлюдии Русь-страдалица,
Коли спину покажем ворогу,
Или крепко будет в веках стоять,
Расцветая людьми да ремёслами,
Плодородными землями шириться,
Никакому врагу неподвластная,

Коль домой со щитом воротимся
Под хоругвями Девы Пречистыя.
И молитвами всей Руси Святой
Вот слова преподобного Сергия:
Будут в помощь нам Силы Небесные», –
Так напутствовал Дмитрий Иванович

Воевод бесстрашного воинства,
А не зрили не только вороги,
И свои полки не заметили,
Что позднее всех переправе шли
Серпуховский Владимир Андреевич,
Новосильцы, и кашинцы, брянские,

И казачьи отряды отважные –
Десять тысяч отборной конницы
Под началом Волынского Дмитрия,
Да сигналом Князя Великого
С переправы левее приняли,
И в дубраве густой стали лагерем

С уговором ударить в тяжелый час.
Сам же Дмитрий без сожаления
Сбросил наземь одежды царские,
Облачил свои плечи могучие
В доспехи простого ратника
Да и встал рядовым дружинником

Не иначе, как в первой линии
Большого полка московского.
По задумке войска построены,
Боевые сигналы изучены,
Воеводы ждут с нетерпением,
Как осенний туман рассеется…
         ...
На холме высоком бунчук подняв,
Перед Доном армаду выстроил,
Ожидал Мамай доброй весточки
От Ягайло с Олегом, пособников,
Да узнал, что Дмитрий уже пришёл,
Через Дон в ночи переправился –

В десяти верстах полки русские,
В чистом поле дозоры лёгкие
Забавляются первыми сшибками.
Посылал илче на второй тумен,
Вызывал любимого темника:
«За твоей спиной триста воинов

В поединках встречных повергнуты,
И недаром по всей империи
За тобою слава бессмертного.
Время выпало, Челубей-батыр,
Показать свою силу могучую,
Устрашить и ввергнуть в уныние

Неверное русское воинство,
Да заставить их на колени встать,
Коли снова увидеть надеются
Жён-детей и дома невредимые».
Выезжал Челубей в поле бранное
Чтобы силой великой бахвалиться,

Дерзословил речами погаными
Да копьём немалым поигрывал,
На саже'нь длиннее обычного.
Не колеблясь вышел на встречный бой
Схимонах Александр, Пересвет в миру,
Да снимал доспехи тяжелые:

«Ни к чему мне латы железные,
Коли есть защита небесная.
Вы простите меня, православные,
Коли грешен в чём по незнанию,
Я исполню с великой радостью
То, что мне на судьбе начертано», –

И пошёл со словами этими
Добывать себе славу вечную
И победный дух для товарищей.
Разошлись на добрые полверсты,
Примеря'сь, на мгновенье замерли –
И пустили коней в богатырский скок,

В беспощадную схватку вечную,
Как две молнии непримиримые,
Тьмой и Светом навстречу пущены…
Без усилий плоть беззащитную
Пронизало копьё татарское.
Пересвет свою мощь богатырскую

Верой правды семь крат усиливал
Да сразил врага в сердце чёрное,
Отлетая душою ко Господу.
Тишина повисла над полюшком,
И не веря, смотрели поганые,
Как летел уже мертвой птицею

Челубей из седла, о земь грянувши,
И катился шлем с головы его
По траве да к копытам конницы…
Кровь Мамаю в виски ударила,
Помутился разум от бешенства.
Не дождавшись вестей союзников,

Не послушав докладов лазутчиков,
Закричал: «Алга'!» – и вперёд погнал
Чёрных воинов тьму великую.
Застонала землица русская
От галопа копыт бесчисленных,
Как от грома небесного гул стоит

Над Донскими просторами вольными.
Дмитрий тоже вперёд продвинулся –
Вот и встретились стена на стену,
Разгорелась битва жестокая,
Какой свет ещё белый не видывал.
И не молнии в сентябре грозой –

Меч да сабля во многие тысячи
Затмевают Солнца сияние.
Не река разлилась полноводная –
По колено в крови бьются воины.
И не сена стога' в поле выросли,
А хо'лмы изрубленных воинов.

Славно бьются соколы русские
С богатырской отвагой и силою
Против сонма нечистых коршунов
Препоганой орды мамаевой.
Чередой бесерменовы полчища
Налетают чёрными волнами –

Но не дрогнет храброе воинство,
Русским духом в бою сплочённое.
И хвала же Князю Великому,
Что загнал мамаевых всадников
В горло узкое между реками –
Справа синие воды Непрядвы-реки

Защищают порядки русские,
Левый фланг оврагами топкими
Река Смолка хранила от конницы.
Обходных заходов лишён Мамай,
В лоб наскоком не может вклиниться –
Дал сигнал армаде правее бить,

В левый полк многоумного Дмитрия…
Плач великий стоит во те'ремах –
Не обманется сердце женское:
Вот лежит порублен сторожный полк,
От переднего вряд ли тысяча
Бьется насмерть уже из последних сил,

А врагов-то по три на каждого.
Не сдержал удара и левый полк,
Как обрушилась чёрная конница
На неопытное ополчение
От посадских людей ремесленных,
А из них доспехи не всяк имел

Да впервые стоял ко врагу лицом –
Вот порядки сминаться начали,
Рассекли их тяжёлые всадники,
Но ударил Дмитрий Ольгердович
Всею силой полка резервного,
Встречным боем откинул ворога,

Сколько мог окаянных сдерживал.
Князь московский Дмитрий Иванович
Наблюдал с превеликой радостью
Как неистово рубится правый полк,
Ни на пядь назад не подвинулся,
Вереницею свежими силами

Пополняя ряды передние.
Потому дружину большого полка
Под началом умелых князей удалых
Белозерских Ивана и Фёдора
Влево бросил, дабы отсечь прорыв,
Придержать татарскую конницу.

Сам же князь с Тимофеем окольничим
На подмогу полка переднего
Повели свои силы главные,
В гущу битвы бесстрашно ринулись,
И секли генуэзских латников
Да сшибали тяжелых конников,

Не щадя живота для Отечества.
Дмитрий первым в армаду вклинился,
За собой увлекая товарищей,
Прорубал богатырски про'секи
В рядах препоганых ворогов,
Принимая ударов множество

От секиры, и сабли, и палицы…
Вот накрыл туман очи светлые,
Ослабела десница правая,
На коня в забытьи откинулся,
Обратив свой лик Солнцу жаркому.
И за сотни верст, за Москва-реку

Тем же временем весть тревожная
Прилетела нежданной ласточкой,
Прямо в сердце кольнула верное
Евдокии, в печаль безмерную
Обратило Княгиню Великую:
Что с тобою, сердечный ты сокол мой…

Вынес конь гнедой князя Дмитрия
Из огня да стрел битвы яростной,
Но и сам упал тут же замертво,
Воин верный, раненный многажды.
Благо инок Ослябя с казаками
Опознали отважного витязя,

Отнесли под берёзку белую –
И дыхание князя услышали
Сквозь доспехи, зело побитые…
Ой, быстра же сабля татарская!
Пали храбро князья Белозерские,
Тимофей Вельяминов сечён в бою,

Прикрывая Князя Великого
От своры насевших коршунов.
Закричали «Жину'!» поганые,
И уже во фланг большого полка
Сила чёрная может врезаться.
«Вот и наш черёд, наконец, пришёл» –

Молвил мудрый Дмитрий Михайлович,
Перестав нетерпение сдерживать
Горячего князя Владимира.
И ударил могучий засадный полк
В спину ждущих победу ага'рянцев,
Да пошли справа к центру веером

Беспощадно скверну рубить-колоть,
Страх и ужас великий посеяли:
«Ай, воскресли за нашими спинами
Побитые русские воины!»
Страх сковал душонки нечистые,
Развернули коней да ринулись

Убегать скорей с поля бранного.
Многоопытный Андрей Полоцкий
Вдоль Непрядвы бросил лавиною
На галопе быструю конницу,
В левый фланг супостата вклинился
Беспощадным мечом карающим,

Устрожил во врагах сумятицу.
Только в мыслях теперь у хи'новян –
Как живыми из молоха выбраться.
На Непрядву оравой кинулись –
Да тонули целые тысячи,
На плечах же висели дружинники

Воспрявшего русского воинства
И рубили, кололи без устали,
Воды синие красными сделали.
А ряды подпирают задние,
Продолжает армада чёрная
Наступленье тяжёлой поступью,

Не дают бежать повернувшим вспять –
Те в безумстве стали своих рубить,
Пробивая путь к отступлению…
«Вот я вижу – силён же у русских Бог», –
Встал Мамай со словами этими,
Серым волком с поджатым хвостом бежал

В тёплый Крым, басурманский пока ещё.
И гнала окаянных нехристей
От полудня до тёмной ноченьки
Беспощадная русская конница
В упоении славной победою,
Богатырским оружием праведным

От Руси Мамая отвадила.
Ой, не зря выли волки с вечера
Да слетались вороны чёрные –
Сорок верст бескрайнего полюшка
От Непрядвы до Мечи покрылися
Телесами порубленной нечисти –

По три тысячи на версту.
Восемь дней стоял Дмитрий лагерем
На поле побоища славного,
Пока павшие все до единого –
А всего двадцать одна тысяча –
По обряду земле были преданы.

И сказал героям Великий Князь:
«Через сотню лет, даже тысячу
Будут помнить победу славную
Благодарные дети святой земли.
Знаю верно, что силы тёмные
Не оставят в покое Русь-матушку,

Предстоят ещё битвы кровавые,
Но великое дело мы сделали
Духом русским, рукой богатырскою –
Поднимает Русь светлу голову,
Расправляет плечи могутные,
И сегодняшние притеснители

Будут правнукам нашим прислуживать».
Шли на поле битвы дружинами
Москвичи, тверичи, ростовские,
Галичане, козельцы, рязанские,
Серпуховцы, владимирцы, кашинцы,
Новгородцы, коломенцы, брянские,

Уходили же с поля в едином строю –
Победители. Просто русские.

  «Сиа же сдеяся победа князю великому
  месяца сентября 8, на Рождество
  святея Богородици, в субботу. Князь
  же великий Дмитрей, с братом своим
  князем Володимерем,…, и многиа
  князи Рускиа и воеводы,…, прославя
  пречистую Матерь Божию Богородицю,
  крепко брашеся с иноплеменникы,
  за святыа Божиа церкви, за
  правоверную веру, за всю
  Рускую землю…».
                Новгородские летописи.

            ...

   Конец Мамая и Тохтамыша

Тохтамыш тем делом подробно знал,
Что Мамая войска обескровлены,
Разбежались по норам наёмники –
Да походом пошёл на темника,
Укротить противника грозного,
Во все земли Великим Ханом стать.

Не добавили годы силушки,
Но и храбрости не уменьшили.
Все войска Мамай в поле выдвинул,
И сошлись две рати бесстрашные
Возле Калки реки, льдом закованной,
С нетерпением ждут сечу славную.

Тохтамыш вперед смело выступил
Да кричал врагу зычным голосом:
«Я Улуг Улуса Великий Хан,
А мой предок – славный Туга-Тимур,
Сын Джучи, самого Чингисхана внук.
Кто ведёт вас в бой, он ли равен мне?

Если да – вы смелые воины.
Если нет – лихие мятежники,
И без славы в степи поляжете».
С этим словом спешились темники,
А за ними все войско мамаево,
Присягать Тохтамышу начали.

Развернул Мамай коня верного
Да пять дней скакал стужей зимнею
Под защиту стен городов своих.
Отпускать же приказа не было –
Под Салхатом схватили темника.
Тохтамыш указал все почести

Оказать полководцу великому,
Посему и смертью бескровною
Был казнён, а значит – почётною:
Наступил один всадник на спину,
Два других руки-ноги вверх дёрнули –
Да хребет поломали темнику…

Возродил Тохтамыш величие,
Как удумал, владений Улус Джучи,
Прекратил замятню многолетнюю
И спокойно правил пятнадцать лет,
Пока ум не затмила грешная
Мысль о высшем своём назначении –

Поднял руку на Тамерлана он.
С этим кончилось его правление,
Мятежи пошли на окраинах,
Череда стоит сесть на царский трон.
Покатился к закату Улуг Улус,
Для Руси неся облегчение.
          ...

Б.С., 2018 г.