Мини-поэма
«Гений и злодейство – две вещи несовместные»
А. С. Пушкин
Но так ли это?
Что ж, читайте...
ПРОЛОГ
О гениях писать легко и просто:
они приметны из любой дали,
поскольку их дела – большого роста,
хоть стать – немногих футов от земли.
Положим, кто-то мудрый изобрёл
надёжный способ вылечить от рака –
над ним тотчас возник бы ореол,
и взмыл до звёзд вердикт ареопага.
Но если погубил он «тьмы и тьмы»
и целью оправдал такое действо,
что скажут просвещённые умы –
что это величайшее злодейство?
Всё так. Но здесь масшаб, увы, велик.
такой масштаб не тянет на банальность.
Такой масшаб – естественный должник
единственного слова: «гениальность».
Мне с детства в память врезались слова,
которые, бесспорно, всем известны:
запущенная классиком молва,
что «гений и злодейство несовместны».
Но так ли это? Всякий раз, когда
мне видится огромная фигура,
подмявшая пространства и года
своим зловещим словом «диктатура»,
то кем же был он? Да и как сумел
всё подчинить поверх сопротивлений?
Как свой он узаконил беспредел,
снискав любовь, к тому же? Чем не гений?
Мне помнится, превыше королей,
но вровень с богом, чтил фигуру эту,
в семидесятилетний юбилей
наивный стих я отослал в газету...
Глава 1.
СЛАВА ВОЖДЮ
(К 70-летию вождя, декабрь 1949 г.)
Мы глядим в газету
с замираньем сердца:
там сияет гений
ярче всех светил.
Мы в Стране Советов
все единоверцы –
веру поколений
в счастье Он взрастил.
Ну и что, что снежным
зимним днём морозным
не трибуне встанет
Вождь слегка седой?
В нашем сердце нежном,
если надо – грозном,
Ты, любимый Сталин,
вечно молодой.
Так привет прими же
в день рожденья славный!
Пусть событий пики
славятся тем днём!
Мы вперёд и выше
к нашей цели главной
за Тобой, Великий,
Мудрый Вождь, идём!!!
Глава 2
ВОСХОЖДЕНИЕ, 1922 – 1934
Малозаметный средь приметных,
лишённый Богом их плюсов,
вознёсся к вечности из смертных
над легионом толп несметных,
закрыв отчизну на засов.
Он, на приличия не глядя,
любил свой культ сооружать.
На зависть пушкинскому дяде
он всю страну, порядка ради,
себя заставил уважать.
Лубянкой, Смершем и Гулагом
«помехи» лишние убрав,
давил страну своим укладом
и тех вождей, кто правил рядом,
и, задавив, сказался прав.
И, «правоту» свою вбивая
повсюду способом любым,
себя всеобщим называя
отцом и другом, убивая, –
стал даже многими любим.
Он чёрту следовал, и Богу;
в усах скрывая свой оскал,
следил за нравственностью строго,
свою же в нужник опускал
и извинений не искал.
Срубил он нэпманство под корень
и вновь крестьян закрепостил,
их наделил колхозным горем,
а тех, кто был в труде упорен,
пахать в Гулаги отпустил.
В кромешный ад завёл Расею,
приняв от дьявола штурвал.
От Бога взял, что Моисею,
как и простому фарисею,
тот божий лик не открывал.
Ах, в ад ли? Посмотрите фильмы,
там все счастливы и горды.
Герои там любвеобильны,
цветут в страде работ непыльных,
добыче угля и руды.
Гипнозом страха и почтенья
вживлял покорность он в умы,
карая смертью разночтенья
своих поправок для «Ученья»,
и правил бал среди чумы..
Глава 3.
АПОГЕЙ. СОН АНТИКВАРА
Я видел сон. Мне снился длинный стол.
В его начале – кресло, как престол.
Товарищ Сталин во главе стола,
а я гляжу из дальнего угла.
А вдоль стола – жрецы его идей,
двенадцать душ угодников-вождей.
Товарищ Сталин трубку погасил,
всех оглядел и новость огласил:
– Тут паступыл стих «Сталин» ат паэта
на Сталинскую премию за эта...
Затем он направлял мундштук, идя
к концу стола, на каждого вождя,
что в ожиданье сжался и притих...
– Как вы считаете, дастоин этат стих?
И каждый вождь ответствовал, что «да»,
хоть стих и не читал он никогда.
И, услыхав от всех такой ответ,
я тоже не ответствовал, что «нет».
Вожди застыли, как скульптуры в дождь,
гадая, что решит Великий Вождь.
Товарищ Сталин медленно пошёл
туда, где начинался длинный стол.
Там выбил пепел и развеял дым,
подвёл черту, сказав: – Ну что ж, дадым.
Потом, плывя, покинул кабинет
сквозь стену, где висел его портрет.
А трубку он оставил на столе!!!...
Я содрогнулся: бедной быть Земле!
Набрался храбрости и кинулся вослед
я с трубкою под сталинский портрет.
Догнал его, и произнёс мой рот:
– Товарищ Сталин, Ваша трубка... – Вот!
Прищурившись, узрел он из-под век,
что я – простой советский человек,
не член ЦК, не зубр КГБ,
и ласково сказал: – Вазьмы сибэ!
Я вне себя от счастья: как закон,
на Брайтон-Бич дадут мне миллион.
Скорей назад, в Америку, пока
сжимает трубку потная рука!
Куплю все радости и изгоню печаль!
Проснулся я. Мой сон ушёл. А жаль!
Я вам поведал эдаким манером
о том, как я не стал миллионером.
А те, кто сами носятся с усами,
стать иль не стать – пускай решают сами.
Глава 4. ВКУС ЗЛОДЕЙСТВА
Врагов придуманных сметала
его свинцовая пурга,
и лишь однажды встретил вяло,
когда держава чуть не пала,
он настоящего врага.
Его сдержал он толщиною
стены из трупов молодых.
И, страшной победив ценою,
свою направил паранойю
на уцелевших и седых.
Людей, навеки не почивших
в утробах камер и печей, –
его ничем не огорчивших
врачей-светил, его лечивших,
он обратил в «убийц-врачей».
Державу сделал сверхдержавой,
вогнав людей в её бетон
щебёнкой. Не быв Окуджавой,
«заблудшим» музам задал тон,
чтоб заглушить народный стон...
Он в мире стал, как Бог и дьявол,
смотря откуда посмотреть.
Казалось, вечно он бы правил,
но вдруг наш бренный мир оставил,
когда судилось умереть.
Средь нескончаемых оваций
замкнулся судьбоносный круг.
Гонитель неугодных наций,
творец их общих депортаций
Творцом всего был выслан вдруг.
Глава 5. ПОСЛЕ 1953 – ...
Когда он умер, загрустили,
как над отцом родным своим,
и лавой серою застыли
те, кто вулкан так свято чтили, –
в свой час изверженные им.
Уж многих нет. Пришли другие,
кто, чтя утраченный уют
всеобщей крыши, ностальгией
по Богодьяволу живут
и в сети прошлого плывут...
Пройдут века. Истлеют кости
забытых «винтиков» в земле.
О них не вспомнят на погосте,
а лишь о том, кто на помосте
России властвовал, в Кремле.
Кого народ призвал варягом,
славянский гонор приспустив.
Назло неродственным кривлякам
его своим назначил стягом,
его подняв, ему простив.
Кто до высот неимоверных
поднял Россию на дыбы
за счёт житий людских прескверных,
за счёт потерь её безмерных
и ею избранной судьбы.
Кто, по учуянному праву,
где дух народа распростёрт,
вгонял сквозь сонм смертей державу
в её величие и славу,
пока не стал телесно мёртв...
...Стихи из моды вышли ныне,
но, может, вновь войдут они
и пропоют о властелине,
невероятнейшем грузине,
что сотрясал былые дни.
И Пушкин, будущего гений,
зачтётся вызванным к доске
за новый стих без наводнений*
и без ненужных размышлений
о «Медном всаднике» в Москве.
* В советских школах учили наизусть только вступление к поэме Пушкина «Медный всадник», прославляющее град Петра, тогда как дальше поэма была о несчастьи, причинённом простому человеку ужасным наводнением. Как и сталинский СССР, петровская Россия получила великолепный фасад – град Петра, построенный на костях неисчислимого количества подданных (прим. авт.)
8 декабря 2018 г.