Рассказ о войне

Борис Хвойко
   Я, Хвойко Борис Петрович, родился в 1924 г. в Бузулуке. Здесь рос, учился. До призыва в армию работал на заводе им Куйбышева. До войны работал чертёжником в конструкторском отделе. С началом войны - в механическом цехе завода - калибровщиком. Завод с началом войны перепрофилировался и стал выпускать военную продукцию: корпуса мин и снарядов. В мою задачу калибровщика входила проверка точности изготовляемых изделий. Допуски определялись микронами.
   В 1942 году в августе мобилизован в армию и был направлен в Чкаловское пулемётное училище. Здесь нас готовили к войне. Изучали боевые и строевые уставы. Политзанятия формировали советскую идеологию и т.д. и т.д. Однако, и тогда находились люди, на которых она не действовала должным образом. К месту здесь стихотворение "Курьёзный случай". В стихотворении "Азы военной науки" - примерная картина школы молодого бойца по физической подготовке.
   1942 год - наиболее тяжёлый год всего периода Отечественной войны. Это Сталинградская битва. Фронт требовал всё новых и новых пополнений. Основная масса курсантов училища попала под Сталинград. Кто из них уцелел - никто не знает, разве только их родные и близкие. Спас меня от Сталинграда величество случай, а именно - курьёзный случай с моей шинелью. Проходив до зимы в одной гимнастёрке, заработал фурункулёз правой стопы и около полутора недель был прикован к кровати. Воистину - худа без добра не бывает.
   В декабре 12 числа оставшийся контингент училища был отправлен на фронт в действующую армию. Более 40 дней эшелон продвигался к той действующей 193 гвардейской стрелковой дивизии, тылы которой находились в Валуйках Белгородской области. Здесь дивизия пополнялась новыми живыми силами и боевой техникой после неудачных кровопролитных боёв под Харьковом.
   В этих боях, кстати, принимал участие Чехословатский  батальон под командованием Отакара Яроша. К слову, много лет спустя, я написал балладу об Отакаре Яроше. Вот они первые строки:
Речушка Мжа и серый лёд,
И правда, как война, сурова,
И батальон, что бой ведёт,
Бой у посёлка Соколова.
   Выгрузившись из вагонов, мы увидели безлюдное поле, напоминающее лунный пейзаж с воронками в земле. Кругом - ни кустика, ни былинки. Здесь впервые мы познакомились с землёй, на которой фронт переходил из рук в руки. Всё было ново, загадочно и таинственно. Но события, которые нас ожидали, были ещё впереди, грозные события... и трагические по своей сути.
   В конце марта 193 гвардейская дивизия, получив пополнение, заняла огневой рубеж в районе железнодорожного моста на левом берегу Северского Донца. против города Белгорода. Мы стали врываться, закапываться в землю. Ночами рвали железнодорожные рельсы, освобождали шпалы. И из этого стройматериала создавали блиндажи и землянки. И так - четыре месяца: днём в окопах, ночью - подрывные работы и земляная лихорадка.
   5 июля 1943 года - начало немецкого наступления. В этот день немец стал повышать боевую активность уже с самого раннего утра. Заухали шестиствольные миномёты с тяжёлыми снарядами, заработали пулемёты. Скоро стали рваться фугасные снаряды 150 мм пушек и так с 5 до 10 часов утра. Земля ходила ходуном. Дым, копоть и запах гари от пороховых газов висели над нашей обороной. Часам к двенадцати заработала вражеская авиация. Заухали бомбы. Авиация в воздухе буквально висела над нашими головами. Бомбометание самолётов шло буквально на бреющем полёте - видны были лица вражеских лётчиков, искажённых гримасой ликующего высокомерия.
   В стихотворении "В далёком 43", отдавая дань солдатам Курской битвы, я показал солдат из роты пэ-тэ-эр ов. Вот из него четверостишья:
С их жарких лиц струился пот,
К их телу липли гимнастёрки,
В тот день, длиной, пожалуй, в год,
И точно миг, как взрыв, короткий.
На той, на Курской на дуге,
Они стояли в ратном поле,
Купаясь в огненной реке,
Отведав вволю горькой соли.
Они не верили в химер,
Но навалилось зло без меры,
Когда на роту пэ-тэ-эр
Полезли "тигры" и "пантеры".
   В летней компании 1943 года на Курской дуге немцы решили устроить нам свой "Сталинград" - реванш за своё поражение под Сталинградом. Итоги Сталинградской битвы - 330 000 немецких солдат и тысячи единиц разбитой техники. То, что произошло на Курской дуге в первые две недели боёв - не менее драматично. Сотни тысяч убитых, сотни тысяч взятых немцами в плен.
   Стремясь владеть оперативной ситуацией в первые же часы боя, немец бросил в бой сотни новых машин. На эти танки враг возлагал самые большие надежды - тяжёлые бронированные чудища: "тигры", "пантеры" и "фердинанды". Белгородское направление, как наиболее танкоопасное, первым приняло удар бронированной техники. Наша оборона рухнула и немец в течение 12 дней развивал своё наступление и углубился на 30 км в её глубину. Обо всём этом я узнал позже, т.к. в этот день вся дивизия, окружённая вражескими танками и пехотой, оказалась в плену. Я написал не одно стихотворение о войне, т.к. "войну я видел не на расстоянии, не издали попав в её кольцо, я рядовой в своём солдатском звании два года ей заглядывал в лицо".
   Вот уже по одному этому - уже тогда я понял, а с годами укрепился во мнении, что, всё-таки, самого ужасного можно было избежать. Но действовал указ №227 "Ни шагу назад", который всех неустойчивых рассматривал предателями, врагами народа. Когда на нашу оборону двинулись танки, мы, в силу отсутствия приказа выйти из окружения, оказались заложниками без права отойти, хотя бы частично, назад. Лобовая танковая атака врага смяла в считанные часы нашу оборону. Тот незабываемый эпизод вошёл в моё стихотворение:
Одни других минуты круче...
Упрям, лобаст и тупорыл
С фашистской свастикой паучьей
Он летний день от нас закрыл.
На миг он встал, и вдруг из дула,
Как будто молния блеснула:
То недолёт, то перелёт...
И новый взрыв. И ветром сдуло
И нас, и с нами пулемёт.
Заволокло пространство дымом,
Окоп осыпался, разбит.
И надо мною небо клином,
И степь колышет и знобит.
А где всё то, что было тылом?
Контужен я, Антон убит.
   Добавлю только: кроме контузии получил осколочное касательное ранение в бок.
Сквозь пелену на склоне ската
Волной горячею сражён.
Мне мнился красный луч заката
Под отдалённый тихий звон.
Очнулся от щемящей боли
С отяжелевшей головой...
Но почему так тихо в поле
И в дымном небе надо мной?
И понял всё: так я контужен.
С земли подняться бы, но как?
Я болью стиснут, перегружен,
А надо мной - с винтовкой враг.
   три дня мы шли до Харькова. Я шёл в колонне военнопленных, которая растянулась до горизонта в обе стороны. Такого количества людей я больше никогда не видел. Дорога, казалось, была бесконечной. Июльское солнце, дорожная пыль и жажда с голодом сопровождали нас всю дорогу.
Те, кто сегодня со мною
Вязнут в дорожной пыли,
Слабнут от жажды и зноя,
Гибнут, страдая от ран...
Мёртвые преданы полю.
Сколько их - знает бурьян,
Знает дорога в неволю.
Справа и слева - дымы.
Что впереди - незнакомо.
Нечто в неметчине мы?
Нет нам дороги до дома.
   Вот те мысли, которые стали осаждать голову не только мою, а и всех тех, кто был со мной рядом. Эти мысли в моей голове уже тогда, слагаясь из отдельных фраз, приобретали более или менее законченную поэтическую форму. Вот часть этого стиха:
Не выест коричневый дым
Глаза мне. Свет звёздный с востока.
Прорвусь, будь, что будет. к своим:
Одна лишь отсюда дорога.
И пусть, надрываясь, визжат
Затворы и воет сирена -
Дорога - и только назад,
К своим, из проклятого плена.
Законы врага не приму,
Уж в это мне, люди, поверьте.
Уж лучше под пулю, во тьму,
Навстречу разлучнице смерти.
   И как бы не страшен был плен, несущий "новый порядок", я верил в надежду, удачу и, наконец, в солдатскую находчивость, не смотря на то, что мне противостояла беспощадная сила, сила врага, лишённая человечности и сострадания.
Как страшный мучительный сон,
Во власти тревоги и мрака,
И чьи-то проклятья и стон,
И вшивые нары барака,
И тяготы бед и невзгод,
И стены из бутовой кладки,
И скрип деревянных ворот,
И штык оружейный в лопатки.
Неужто и вправду - хана?
И выхода нет из берлоги,
Неужто злой бес - сатана
Назад нам отрезал дороги?
 На ум приходили всё те же, отягощающие голову мысли, сверлившие мозги и днём и ночью.
Враг страшен в лютости звериной:
Увидишь раз - и всё поймёшь.
Коварен он, ядрёна вошь.
Его не свалишь и дубиной,
Но я набит горючей смесью.
Я не питаю страх к врагу.
Во власти ненависти весь я,
Я час заветный стерегу.
   В коротком рассказе невозможно передать всё то, что произошло в плену. Для этого по меньшей мере, необходима повесть. Что было после плена? Дальнейшее прохождение службы. До победы ещё было ой-ё-ёй: два года. В конце августа 1943 года освобождение ещё продолжалось. А Молдавия, Румыния и Болгария казались расположенными за три-девять земель. Мы не только видели, но и ощущали чем только могли возрастающую мощь своей Армии. Её боевая мощь по основным видам вооружений возросла в 2-3 раза (самолёты, пушки, танки). Это был не март-февраль, когда сдали Харьков, а период, когда после Курской битвы наша Армия по своему техническому оснащению поднялась на доселе невиданную ступень. Вскоре после Курской битвы Степной фронт был переименован во 2-ой Украинский во главе с маршалом Коневым. Впереди были Днепродзержинск (родина Брежнева), Пятихатки, Кировоград.
   Менялись названия фронтов и их главнокомандующие. 2-ой фронт - Конев, 3-ий фронт - Малиновский, 4-ый фронт - Толбухин. Все в звании маршалов Наиболее запоминающимися боями в полосе нашей стрелковой дивизии были бои за освобождение Пятихаток и особенно Кировограда. Дело было уже зимой. Месяц - декабрь. канун Нового, 1944 года. Выпал глубокий снег и вдруг, после оттепели, ударил почти 30* мороз. А после - метель, перешедшая в колючую позёмку. Мы в поле. Кругом - ни кустика. Окапывались, грызя лопатами промёрзшую землю. И не чаяли, когда начнём двигаться вперёд. Лежать в одной шинели на голой земле... На ум пришли строчки. И мне вспоминался дом с матерью...
Помню как, от воронок щербатом,
На бугре, среди редких берёз,
В белом поле метельном когда-то,
Я в морозы декабрьские мёрз.
Как позёмка по полю ходила
У переднего края войны,
Где ракета, мерцая, гасила
Свет ущербной холодной луны.
Поле смерти, беды и разлуки,
И бугор, словно древний погост...
Всё, что дорого там, в Бузулуке.
Всё родное - за тысячу вёрст.
Коротая в окопе минуты,
В час полуночный чудилось мне -
Становился мороз почему-то
Круче вдвое и злее вдвойне.
И тогда там у кромки увала,
У расплывчатой снежной черты,
В пелене невесомой вставала
Грёза-боль неизбывная ты.
Говорила мне что-то негромко,
Тень твоя узнавалась в окне
Сквозь колючие вихри позёмки,
Так знакомые мне на войне.
   Далее путь дивизии прошёл через Новоукраинку, Помошную, Первомайск, и с Первомайска на Тирасполь. К Днестру мы вышли 20 августа 1944 года, а простояли в обороне до 29 числа. Стихотворение "Молдавия в сердце моём" относится к этому периоду. Благодатная земля с обилием солнца, богатая фруктами поразила нас. Предавшись эйфории, потеряли бдительность. И за это получили жестокий урок. На войне противоборствующие стороны постоянно жили одной целью. Кто оказывался проворнее и хитрее,  кто хотя бы создавал численный и материальный перевес, то выигрывал. Однако, это был лишь небольшой эпизод и он никак не сказался на дальнейшем наступлении нашей Армии.
   В первых числах сентября успешно развивая наступление, наша дивизия, двигаясь в юго-восточном направлении, достигла Татарбунар и Килии. Резко повернула на юго-запад и взяла г. Болград. Таким образом, дорога на Измаил в сторону Румынской границы была открыта. Яссо-Кишинёвская операция закончилась полным провалом и разгромом немецко-фашистских войск.
   С выходом на Румынскую границу Красная Армия полностью освободила землю Советского Союза. Перед Армией стояли новые задачи: освободить Румынию и Болгарию. Путь нашей дивизии проходил через города Румынии: Тульчу, Мидию, Констанцу, Мангалию. В полосе наступления нашей Армии враг панически отступал, почти нигде не оказывая сколько-нибудь значительного сопротивления. Та же картина была и в Болгарии. Как и Румынские города, города Болгарии находились в прибрежной полосе Чёрного моря.
   Первым городом, вставшем на пути нашего движения был Бальчик, за ним Варна, и по порядку: Бяла, Бургас и Созопол. Даже в тот период небывалой войны, причерноморские города Румынии и Болгарии произвели на меня неизгладимое впечатление. Белизна стен  домов и зданий из белого ракушечника, красная черепица крыш и тёмная зелень напоминали библейские пейзажи с полотен русского художника пейзажиста В.Д.Поленова.
   Конечным пунктом движения нашего полка стал город Созопол, расположенный в сорока километрах от Турецкой границы. Вот часть стихотворения "Созопол":
Качала лодки непогода
Тонули в брызгах глыбы скал.
И в клочьях пены запах йода
Упрямо бился о причал.
Скупясь, дарили солнце тучи,
Но ты, лучом вдруг озарён,
Легко карабкался по кручам,
Бросая вызов шуму волн.
Твоих врагов, как ветром сдуло,
Когда ударил в них свинец.
Одни бежали до Стамбула,
Другие - здесь нашли конец.
... Составив в козла ружья плотно,
Сказали мы:"Окончен путь"
... Солдаты шли и шли поротно,
Хоть час у моря отдохнуть.
   В Болгарии мы простояли год. А 15 марта двинулись в обратный путь - на Родину. Дорогу с Украины в Болгарию и из Болгарии в Союз прошёл дважды пешком. Дослуживал в г.Николаеве на Украине. Вернулся на Родину, домой, в Бузулук в марте 1947 года.
Уходят в прошлое события и даты,
Но память сердца будоражат сны.
Она хранит мне и доныне свято
Моих далёких сверстников войны...
Солдатское товарищество наше,
Его глубокий рубцеватый след,
Ночные вылазки, стремительные марши
И свет сигнальных вражеских ракет.

Воспоминания, как глыбы монолита,
Тяжёлые шершавые пласты.
Как тучи из свинца из них навек отлиты
Суровых лет суровые черты.
Артподготовки гром не обошёл нас мимо.
Он до сих пор летит годам во след.
Хлебнули столько мы и пороха и дыма -
С избытком хватит и на сотни лет.

Сквозь толщу лет в шинелях и обмотках,
Друзья, вас вижу, будто с вами вновь.
Один на всех окоп, на всех одна махорка,
И Родина одна, и к ней одна любовь.
Мы вынесли все тяготы позора
В тот первый день невиданной войны,
Всё потому, что крепла в нас опора,
Солдатской в том не значилось вины.

Неизгладимо в памяти былое.
Мы помним: глохли от военных лет
На том далёком, грозном поле боя
Навек впечатан наш солдатский след.
Хоть возраст наш не маленькая горка,
Но память сердца повторяет вновь:
Один на всех окоп, на всех одна махорка,
И Родина одна, и к ней одна любовь.
   Этим стихом "Память" я и хочу закончить свои раздумья о войне и на этом поставить точку.
    22.09.1999 года