Молчали овчарки затравлено.
Война была Богу объявлена.
Мороз проникал до костей
В раздетых, солдатом людей.
Дрожали церковнослужители,
Молясь своему Искупителю.
Не чувствуя пальцев от холода,
МучИмы концлагерным голодом.
Стояли над ними каратели,
Режима сатанокрАтии.
И ждали от них отречения,
Взамен на кончину мучениям.
Смеялись шинели солдатские
Над муками праведных, адскими.
Держали в руках искушение;
Пальто потеплей с угощением.
Вступив с коммунистами в заговор,
Мороз не щадил верных дьяконов.
Кусал своих жертв, что есть мочи.
ТруднО испытание очень.
Солдат, что держал их одежду,
В душе все ж лелеял надежду,
Что есть справедливости мера,
Отпустят виновников веры.
Но в белом, заснеженном поле,
Уже не стенали от боли.
Не стало троих из пяти,
А крайний решился уйти.
Устами, что скованы дрожью,
Просил понимания Божия.
И поднявшись с колен человек,
Христа перед всеми отверг.
Толпа перед ним ликовала,
Кормила его, согревала.
Солдат возвратил его вещи
И вновь посмотрел на замерзших.
Один на снегу оставался,
Почти умирал, но держался.
Смотрел не предателю в спину,
Но в небо свой взгляд устремил он.
Затихло антихриста племя,
Глазам своим лживым не веря.
Толпа задрожала, замялась:
С небес пять венцов опускалось.
Четыре для богоугодных,
Под пятым же, место свободно.
Солдат, сбросив все одеяния,
Бежал под венец, на страдания.
Крепчали объятия мороза,
Солдат улыбался сквозь слезы.
В мученьях замерзшего ада,
Его согревала награда.