Час ночи. Кинув взгляд в окно, пугаюсь. Где-то на нижней улице горит красно-жёлтый свет. Опять?! Ночной свет в окнах плохой признак в наше время. Смерть забрала уже четырнадцатого человека в нашем небольшом селе за этот год. Двенадцать пустых домов только на нашей улице. А на «том порядке» совсем плохо, живут-то одни старики. Где это? В темноте шарю рукой по столу, ага, вот они, мои очки. Тьфу ты! Слепуха! Сама себя напугала, сослепу. Да это ж месяц! От сердца отлегло. Устали от похорон. Один человек умирает, не проходит сорока дней, как умирает другой, так и тянется скорбная цепочка. У нас в селе это верный признак, проверенный годами, если сорок дней не прошло после смерти человека, а другой умер, значит, ещё кто-то умрёт. Последней умерла Зоя. Умерла страшно, от холода и голода.
Вот так же горел в её окнах свет в 12 ночи, что, ну ни как на неё не похоже.
- Наверно Зоя умерла, - глядя в окно, говорит мне муж.
- Может кота ищет, - говорю я.
Как не хочется верить в плохое.
- Один раз она в это же время звала его. Сама видела. – Не сдаюсь я.
- Вон и машина какая-то перед домом стоит. Отмучилась, видно, Зоя.
«Если свет в окнах погаснет быстро, значит, жива»,- загадываю я. Но свет продолжает гореть ещё битый час. Ну не может такого быть, я же только во вторник или в среду её видела. Пришла она ко мне, а нарвалась на мужа. Он её легонько к выходу наладил, хорошо я услышала, что это она. Выскочила в прихожую, кричу ей из-за плеча мужа.
- Тёть Зой, погоди, я тебе супчику налью.
Муж, с досадой ушёл в комнату, бурча под нос.
- Привечай, привечай, на свою голову.
- Тёть Зой, я разогревать не буду. Разогреешь?
Зоя кивает головой. Батюшки! Да она сегодня нарядная какая. Вместо старого облезлого пальтишка, богатое новое пальто, благородного стального цвета. Да как ей к лицу! Совсем другой человек. Только жаль, ей об этом не сказала.
- Банку сейчас принести? – Спрашивает Зоя.
- Да не к спеху, когда сможешь, - говорю я, - если принесёшь, поставь здесь.
Лишь бы на мужа не нарвалась, подумала тогда, а то получу по полной.
Это было вот, совсем рядом. В четверг она была в магазине. Девчонки-продавцы рассказали. Пришла, как раз к обеду. Стоит, да даже не стоит, а топчется на месте и что-то говорит не понятное.
- Тёть Зой, у тебя случаем не инсульт? – Перепугались девчата.
А Зоя только головой машет, нет мол.
- Пошли с нами чайку попьём, горяченького.
Накормили, напоили Зою. Она согрелась, и разговаривать нормально начала. Пирожков с собою дали и проводили с Богом.
И в ФАПе побывала. Всё как обычно, как всегда. Температуру померила, давление. Да вдруг спросила у Любы.
- Любовь Анатольевна, а не знаешь где форму взять, для мальчика?
- Тётя Зоя, тебе для кого?
- Дак, для Коли моего, - переминаясь с ноги на ногу, говорит Зоя.
- Да ты что, тёть Зой, Коля же умер давно, - с удивлением и болью говорит Люба.
А Зоя, явно не хочет продолжать разговор, махнув рукой уходит. Но по пути, встретив Веру, повторяет свою просьбу.
- Для мальчика, для Коли моего, одежонку.
И всё. Больше Зою никто не видел. В пятницу, в субботу не было её в магазине. К вечеру девчонки-продавцы заволновались, Зои второй день нет. Татьяна, добрая душа, решила сходить, да боязно одной. Нашли провожатого. Они-то и обнаружили замёрзшую Зою. Уснула и не проснулась. В ногах её лежал бело-рыжий кот, грел окоченевшие навсегда ноги хозяйки.
А началась эта история почти три года назад, сразу, как умер её муж, Николай Александрович.
Каждое утро ходила я за молоком. И нет-нет, стала со мной Зоя здороваться. Такое впечатление, как-будто подкарауливает. Выйдет из двора и кричит на всю улицу.
- Нина Владимировна, здравствуйте!
- Здравствуйте, тётя Зоя! – Кричу я ей в ответ.
Да и не с одной мною она так здоровалась. Светлана Михайловна, проходя мимо её дома, часто сталкивалась с Зоей и та так же громогласно приветствовала её. Долго мы так здоровались, пока кто-то из девчат (уже бабушек) на лавочке не рассказал, как приходила к ней Зоя, чтобы купить яиц и, унюхав запах варившихся щей, попросила купить и их в придачу. Как оказалось, Зоя уже давно не готовила ни для себя, ни для больного мужа, а поварил в их семье он, дядя Коля.
- Это что же за баба такая, - возмущались девчата, - даже сварить себе не может, мужика впроголодь держала.
- Да нормальная ли она? – Спрашиваю я
- Да лентяйка, вот бежит из дома, куда глаза глядят, целыми днями в магазинах торчит, накупит консервов и всё.
С того дня, стала я носить Зое то свежеиспечённый хлеб, то пирожки, то оладушки. Пока не нарвалась на «комплимент».
- Чего ты мне хлеб носишь? У меня свой есть. Лучше бы чего поесть принесла. Щи у тебя есть?
Вот и помогай такой. Стала приносить щи, супы, уху. И с этим она меня завернула.
- Ты это что принесла?
- Уху, тёть Зой, и оладушки, а это котлеты, - оглашаю я весь список.
- Рыбу я не ем и уху тоже – заявляет Зоя – и это, котлеты из чего? Баранину я тоже не ем.
- Котлеты из свинины. – Твёрдо говорю я.
- Ну, ладно, - милостиво принимает у меня пакеты с едой Зоя, - а уху забирай.
Иду дальше за молоком, как оплёванная, вот так Зоя, ещё и отчитала меня, что не знаю её кулинарных пристрастий.
Прихожу к Оксане, подаю ей сумку с пустой банкой для молока и с ухой, отвергнутой Зоей. Та, беря банку, спрашивает.
- А что это у вас?
Я рассказываю, как Зоя отвергла уху и заявила, что рыбу и баранину она не ест.
- Во даёт бабка! – Смеётся Оксанка.
- Возьми, попробуй, уха вкусная.
- Спасибочки. Я уху люблю, - улыбается Оксана.
И на сердце у меня разливается тепло, от того, что не отвергли с любовью сделанное мною.
Вечером, на лавочке, Оксана рассказала эту историю девчатам и, естественно, на следующий день «дошла» до моего мужа. Эх, я и получила от него по полной.
- Ты кому помогаешь? Тебя просили?
- Она просит, но только по-своему, - оправдываюсь я.
- Она злая, она тебя ещё в чём- нибудь обвинит. От неё никому добра не было. Ты слышала как она ругается зло? «Чтоб тебя рак съел, чтоб вы все передохли». Такое разве можно говорить?
- Она больная, у неё с головой что-то, - лепечу я, оправдываясь.
- Не смей к ней ходить. Если ещё раз увижу, что ты её кормишь, выгоню из дома, к Зойке жить пойдёшь.
- Во- во, - вторит мужу Александр Иванович, - нашла, кому помогать, она тебя ещё на три села прославит.
- Она же человек!
Первый раз в жизни я не послушалась мужа, пошла наперекор ему. Она же человек! Да неприятный иногда, да, своеобразный, но человек, да ещё и в беде. Я уверена, что у неё проблемы с головой. Нормальный человек может морить себя голодом и замерзать в нетопленном доме зимой?
- Она скряга, - бушует молва. – За свет в месяц 7 рублей заплатила, а за газ 153 рубля. Куда она деньги девает?
- Люба, как ты думаешь, куда Зоя свою пенсию тратит? – Спрашиваю я у Любовь Анатольевны, тоже подкармливающей Зою.
- Ты знаешь, по-моему, она сыну всё отдаёт.
- И я так думаю.
А на счёт того, что Зоя не просит помощи, просит. Но своеобразно. Она не знает, а может и не умеет делать это так, как надо, как привычно нам, её «здравствуйте, Нина Владимировна» и есть крик о помощи, её просьба о милости.
Иногда она пропадает надолго, не слышно её «здравствуйте» и тогда я начинаю волноваться и звонить Любе.
- Не знаешь, где Зоя?
- Не волнуйся, она тут, на нашей улице подъедается, то у меня, то у тёти Нади, то у девчат в магазине.
Прошлую зиму разморозила Зоя отопление в доме. Не топила, экономила. Бегала по селу, просила помощи. И все к кому обращалась, приходили к ней на помощь. Но только начнут что-нибудь делать, в «толчки» выгоняла помощников. Один плеснул воды на пол, другой наследил. Третий «ничего не понимает», попёрся в закрытую комнату, где хранилось нетронутое Зоино богатство в сундуке, а по его мнению, где перемёрзли окаянные трубы. Приходили родственники, приезжал сын – никому не позволила наладить отопление Зоя, выгоняет и всё тут.
В это время приносила я ей еду и помню, как долго приходилось стучать в дребезжащее окно. И как открыла мне Зоя дверь, и взяла тёпленькие баночки, негнущимися, опухшими, красно-синими руками.
- Замерзаю. И никто не придёт, не поможет, - жалуется она.
- Теть Зой, да ты что говоришь, к тебе вон сколько людей на помощь приходит. Ты дай им отопление наладить.
Не выдержали девчата-продавцы, вызвали милицию, то бишь полицию. Приехали те, поговорили с Зоей. А она ни в какую.
- На кого я кота и дом оставлю. Никуда не поеду.
Узнали, что у неё есть сын, кто-то дал его номер телефона, переговорили с ним и уехали.
Люба долго уговаривала Зою лечь в больницу.
- Тёть Зой, ляг, полежи в больнице, я тебе направление выпишу. Там тепло, кормят хорошо, полежишь, подлечишься.
- А кота я на кого оставлю, - резко, в своей манере, говорит Зоя. – Нет, никуда не поеду.
Слава Богу! Дотянула до тепла. Быстро пролетело лето. Промелькнула необычно тёплая осень. Холода наступили. Первые звенящие заморозки пошли. Заковали речку серебряными оковами. Погода тихая, без ветров. И лёд гладенький получился. Идёшь по льду, как по стеклу, а внизу, под ногами, рыба плавает, как в аквариуме.
Последние деньки отсиживают девчата на лавочке. И первое, что обсуждают – Зою. Вторая зима наступает для неё без отопления. Как переживёт?
- Хоть бы наладил кто ей, печку-то.
- Ага, кому она доверит? Сашка, сын приезжал с женой, так вытурила она их. Жаловался он Клаве в магазине. Специально жену привёз, чтобы сделать ремонт и убраться за собой, чтобы чистенько всё было. Так не пустила.
- Девчата, человек больной, - говорю я, - даже если всё сделают, запустят отопление, а Зоя будет ли топить? Не будет. Опять всё разморозит.
- И то, правда, - соглашаются со мной.
И вот умерла. На четвёртый день после того, как обнаружили замёрзшую Зою, пролетела по селу новость, сегодня хоронить будут. С 12часов дня, никаких дел, только одно выглядывание в окно, привезли, не привезли. Часы отбивают 13, 14, 15…
- Точно сегодня похороны? – Уточняю я у Гали.
- Сегодня. Я Клаве звонила. Сказала, к дому подвезут обязательно.
Уже 16 часов. Я уже час, как одета к выходу, нет сил ждать. Выходим с мужем в палисадник. Напротив, чуть поодаль, кучкуются мужики. К нам тоже подходят соседи. Завязывается разговор о том, кто и когда видел Зою в последний раз.
- А я грех на душу взял, - говорит мой муж. – В середине недели приходила к нам Зоя, а я мягко её так вытурил. Теперь вот стыдно. Милосердным надо быть.
Смеркается. В шестом часу, наконец-то, подъезжают к дому Зои родственники, потихоньку подтягиваются люди со всего села. И только в седьмом часу подъезжает машина ритуальной службы. В толпе слышно возмущение.
- Суки ненасытные, лишь бы деньги содрать с людей. Что, не видно, что своей смертью померла бабка, ей к 80ти уже. Хоронить-то по темну, ой, нехорошо.
Быстрое прощание и почти бегом за машиной на кладбище. Вот и проводили Зою.
- Как при жизни держала покойница всех в напряжении, так и после смерти держит. – Раздаётся в толпе.
Для чего она дана была нам, Зоя? Всем. Всему селу. Чему она нас учила? Я думаю – милосердию, доброте, любви. Чтобы научились любить людей такими, какие они есть, со своими заморочками, неудобством, некрасивостью. Попробуй полюбить такого человека, вроде бы зовущего на помощь и тут же отвергающего её, просящего и отталкивающего. Что, кишка тонка? Не умеем, не можем. Заржавели. Как старые болты на ненужной железяке, ни одним ключом не свернёшь. Душу проела ржа безразличия, нелюбви. Вот и даёт Господь нам в помощь вот таких людей, как Зоя. Даёт во спасение. Чтобы душа отозвалась, откликнулась состраданием, задышала, возродилась к любви, ожила.
А Зоя, мне кажется, она умерла ещё тогда, вместе с Колей, своим младшеньким любимым сыном. Кто-то жадный, продавший душу злу, за большие барыши, делавший и продающий палёную водку, убил тогда не только её сына, но и её саму, Мать. И не смогла она жить без него, без любви. Умерла её душенька ещё тогда. И никто не заметил, кроме её Николая Александровича, взявшего все заботы на себя, и ничем не попрекнувшего Зою.
Я плачу. И скорее всего не по Зое. Ей сейчас хорошо, тепло и сытно. Она теперь вместе с сыном и мужем. Я рыдаю по себе. От того, что мало во мне любви и милосердия. Что для того, чтобы понять человека, ему прежде надо умереть.
Прошу Тебя, прости за нелюбовь.
За слабость и обиду, что мне жить мешала.
И с сокрушением прошу я вновь и вновь,
Ты отпусти грехи, чтоб жить могла с начала…
Я прошу, прости меня, Господи. Научи любить Тебя больше всего. Ибо Ты и есть все мы и всё окружающее нас.