В поезде Москва - Саратов
Сидит баба в зипуне.
Не в шубейке, не в пальтишке,
В черном, стеганном дерьме.
Голова покрыта шапкой,
Ни ушанкой, ни кубанкой,
А какой то грязной тряпкой,
Куча пуха на гнезде.
Взят билет в плацкарт вагон,
Кто то вывел на перрон,
Предъявил билет и паспорт,
Бабку сдал и канул вон!
Боковая, верхняя с туалетом смежная,
Без белья и тапочек..."Доброго Пути!"
Бабушку отправили или просто сплавили,
В глушь - Саратов выслали из её Москвы.
Уступили нижнюю, застелили простыни,
Бутерброды, пряники, чай и пирожки.
Пригубила чашечку, хлеб поела бережно
И сказала вежливо: "Господа, мерси".
Голос не надтреснутый, речь исконно Русская!
Нам же после слов её, стыдно говорить.
Я не слышал диктора в радио и телеке,
Кто так звуки русские, мог произносить!
Перед нами женщина с царскою осанкою,
Взглядом не зависимым, силищей в Душе!
С крестиком на ниточке, зипуне затасканном,
Шея безупречная помнит и колье.
В тишине проехали всю дорогу длинную,
Без движенья женщина путь весь провела,
И уже на станции, вымолвила шёпотом:
"Зря на свете лишнего столько прожила!
Когда мужа первого, князя Светлогорского,
Расстреляли красные, я не умерла,
Не ушла с комкором в тьму, со вторым Соколиком,
Когда всех, как скот, сгребли в тюрьмы - лагеря.
Хоронила третьего, режиссера знатного,
Думала, что вот конец, что пришла пора...!
Не прибрал Господь в тот раз, не послал мне милости,
Видно АДОМ выстлана для меня Земля!"
Замолчала каменно, попрощалась сдержано,
Твердо и решительно вышла на перрон.
Встретил кто, не встретил ли?
Не узнаю до смерти!
Вышел в след, ан нет её, только ветра стон!