Темнеет в ноябре в такую рань.
Пора из центра делать ноги.
В вагоне удочки, герань.
Я еду по Савеловской дороге
Куда-то вглубь, в тьмутаракань.
Вороны разлетались: кар-да-карк,
Что говорят они на языке вороньем?
Мне надо на платформу Марк,
Где запрещен был выход посторонним.
Я там бывал когда-то, в жизни той,
Там что-то делал академик Флёров,
Встречал я девушку на проходной,
С глазами как манящие озёра.
Как хороша она была собой!
И мы гуляли с нею вдоль заборов.
Зашла похожая, за рощею березовой.
Да нет, ошибка, дымка прошлых чар!
Торговки с барахолки в Лианозово.
Мелькнул за окнами какой-то парк,
И объявили в электричке мрачно,
Она проследует до Новодачной
Без остановки на платформе Марк.
Ох, эти дачи – подмосковный клёв,
Шифр конспираций модных!
Подлипки-Дачное, да это ж, Королев!
Жуковский нужен – остановка Отдых.
Где памятник ежам, остановившим танки?
Мы что проехали и Долгие Пруды?
Скажите, их уже сковали льды?
На Круглом озере хороший лед,
Под Новый год сюда народ попрет.
Пустить бы в Лобню самолет.
Смотрю, она меня не признает.
За Лобнею, у нас «Останкино»!
Густела мгла, гонимая закатом.
Никто не расположен был к дебатам.
Промолвил кто-то слово «депутат».
Его просили не ругаться матом,
Добавив к просьбе трехэтажный мат.
А у нее с собой вершки и корешки,
Но взгляд такой, как смотрят на злодеев,
Подоставали из кошелок кошельки,
И спорили с ухмылками халдеев.
Ловлю в глазах забытые смешки,
Но под глазами пухлые мешки.
Она, ведь, тоже взгляд свой отвела,
И я, конечно, не помолодел,
Так что в потоке разных дел
Мне думать лучше: не она была.
Мне признаваться тоже не с руки.
Махну из Лобни прямо в Петушки
И по пути напьюсь как Ерофеев.