Ничто на чужбине не мило,
Даже то, что всегда любила:
Ни земля, ни трава, ни берёзы,
Ни зимостойкие розы...
Пусть цветут хоть всю зиму,
Я увяну с родной травой...
А весной?..
Мне так трудно проснуться весной!
Только жаркое скину.
Безучастно достану одежду,
Рассую по карманам надежду
Потёртую, где-то в заплатках
И поедем мы с ней на запятках
По причёсанным, пухлым полям,
По чистым, дорожным нулям,
Закрученным ловко в восьмёрку,
Уводящих в тоскливую норку.
Вот приказ мой извозчий:
«Погоним-ка в город отчий!
К детству в платье гороховом,
К реке, что зовётся Волховом,
К неприступным стенам Кремля,
К жару Вечного огня,
К золотому собору Софийскому,
К Тысячелетию Российскому!
Извозчик, гони во всю прыть
Туда, где счастливо просто жить,
Где церкви мои, где мой грех,
Где горе знавала, знавала смех!
Ворвись в прибрежный закат,
Чтобы детство взять на прокат,
А на вузовских, серых ступенях
Помолись со мной на коленях,
Чтобы юность ко мне снизошла.
О! Как она была хороша!»
Зачем породнилась красавица
С занудной, зрелой скиталицей?!..
И как блудная, городская дочь
Заявляю: «гони-ка ты прочь!
Извозчик, увози, что назрело:
Без родной души неродное тело!»