Если Вы теряли когда-нибудь номерок, или как говорят, в Перми, бирку из гардероба, то Вам знакомо это глупое, неприятное состояние. Все ваши вещи при Вас. И даже кошелёк, из которого за потерю номерка нужно выложить 100 рубликов бумажных, а этого небольшого, плоского и гладкого куска пластмассы с круглым отверстием нет. Вспотевшими от волнения руками Вы роетесь в сумке, выворачиваете карманы, хлопаете себя по ягодицам, если в джинсах, при этом про себя говоря: «Падшая женщина…» («Про себя» - это то есть произнести не вслух, хотя в данном случае уместно и себя лично так обозвать за разгильдяйство).
По лицу гардеробщицы даже непонятно: то ли она злорадствует, то ли просто суммирует или как гроссмейстер ждёт Вашего хода. Номерок всё-таки находится в тривиальном месте, в соответствии с законом Сохранения материи. Далее идёт обмен номерка на дублёнку.
А есть ли у Вас такие друзья, которые не помнят закрыли ли они дверь, выключили ли свет? Или не помнят с гитарой или без гитары они покинули квартиру, институт, репточку* или магазин. У меня такой друг есть.
Володя Пушкарский однажды ещё в Питере потерял свою новую гитару. Где-сам не помнит, потому как был он в грустях после ухода любимой девушки. Ну, гитара сейчас там же, где и девушка - неизвестно где.
Так вот, как некоторые женщины, изредка, невзначай вдруг достают зеркало и начинают быстро рассматривать свои глаза, Владимир так же может на улице спохватиться, резко остановиться и устроить мне допрос: « Я был с гитарой или без гитары?» И это бывает даже в том случае, если чехол с инструментом висит у него за спиной.
Отправилась я однажды в клуб, где мой друг вечерами и ночами развлекает посетителей пением и игрой на той самой гитаре, которая в его представлении стремиться потеряться и лишить его средств к существованию.
В клубе есть гардероб для посетителей, но я иногда оставляла верхнюю одежду и лишние сумки в комнате для артистов. Была зима, дублёнка - это не курточка, поэтому я направилась в гардероб. Дорогу мне перекрыл Володя Пушкарский. Как всегда, рады были встрече, а в этот раз до такой степени, что я дальше не поняла, куда делась моя дублёнка, помню, что Владимир услужливо помог мне её снять.
Не люблю я эти ночные клубы с богемным увеселением. Собираются там какие-то маргиналы и синонимы к ним. В клубе гулял холодный табачный сквозняк. К Владимиру, имеющему уже поглупевший взгляд, липли какие-то очень худые девушки с лошадиной улыбкой в топиках с вытянутым бретельками. Эти одеяния и длинные волосы еле прикрывали их плоские тела полуголые не по сезону. От женитьбы Вову спас выход на сцену. Я приготовила свою камеру для съёмки.
Владимира приятно фотографировать: он свободно держится на сцене, высок, строен и кудряв. Но прошли те времена, когда можно было снимать крупным планом Пушкарского, но тогда я была с ним не знакома.
Приходилось выбирать правильные ракурсы и так сосредотачиваться на съёмке, что спроси меня после концерта, какие песни были - не отвечу правильно. Впрочем, у Пушкарского такой редкий по своей красоте голос, что и даже не вникаешь в содержание песни. Если бы он запел «Боже царя храни…», то не сразу бы публика поняла изменение в репертуаре.
Володя не один пел в этом клубе, и сегодня прошёл наш общий друг Хуссейен, мультиинструменталист. Он иностранец, в Универе на филологическом ф-те учится. Пришёл, как принято у них, не один, а со своими соотечественниками, так же тщетно изучающими русский язык. Все они были модно одеты, со стильными причёсками и с дорогими телефонами. Зачем им ещё изучать русский? Но Восток-дело тонкое.
Выступление Хуссейна публика восприняла доброжелательно. Вообще, у нас в городе спокойно воспринимают китайцев, таджиков, армян…Не переживают, что иммигранты захватят «место под солнцем», потому что в нашем городе ищи-не ищи, его найти трудно в прямом и переносном смысле. Когда местные журналисты пишут о каком-то кандидате в депутаты или о крупном бизнесмене и хотят приблизить толстосума к народу, то строчки о том, что он сам, его семья проживают в нашем городе уже о многом говорят.
Хуссейн исполнял мои любимые старые хиты, пел на английском языке. Мои размышления об особенностях проживания в нашем городе и воспоминания студенческой поры (чуть не отчислили за хвост по иностранному языку) прервал звук, напоминающий рёв белого медведя в жаркую погоду. Я недовольно оглянулась и увидела мужчину средних лет в спортивном костюме, которые распродавали в универмагах после Зимней олимпиады в Сочи.
Мужчина требовал не долива пива после отстоя пены, а песен на русском языке. Кричал он: «Слышишь, ты, в России живём - пой на русском! Будто в колонии американской живём...Надоело слушать. Чо поёшь? Сам-то понимаешь?» Хуссейн тут же прекратил музыцирование, а его восточные друзья встали из-за столиков и приняли позы, будто они вынимают кинжалы из невидимых ножен.
С гитарой наперевес походкой снежного барса музыкант спустился со сцены и направился к нашему любителю русских песен. Подошёл, протянул гитару мужику и совсем без акцента сказал: «Бери гитару, играй и пой!» В клубе стало настолько тихо, что стал слышен шум от спускаемой в туалете воды. Ещё в клубе было тесно. Я оказалась как раз между противоборствующими сторонами и столами. «Смываться надо»,- мелькнула мысль. Публика разделилась на два лагеря: одни хотели посмотреть поближе, другие, более опытные, стали продвигаться к выходу. «Может,(как вода в унитазе) пошумят-пошумят, да успокоятся…» - утешала я себя, видя, что мне неволей придётся быть с теми, кто интересуется мелкими международными конфликтами. Я искала глазами Володю, что бы тот при помощи своей харизмы спас зачатки интернациональной дружбы и патриотизма заодно.
Пушкарского не было, и стала призывать на помощь свою начитанность. Какие же подобные ситуации были описаны в литературе? Сначала вспомнился Грибоедов, которого убили предки этого импортного музыканта, но хорошо, что я ещё читала в детстве не только, что задавали по программе в школе при коммунистическом режиме. По блату мне, как раньше говорили, тогда «достали» книгу «Тысяча и одна ночь», и я предпочитала эти сказки русским народным.
Быстро зачехлив камеру и облизнув губы, и сразу при этом осмелев, я подошла к Хуссейну, опустила глаза, и залепетала мультяшным голосом: «Хуссейн, простите его, он пьян». Но я была не совсем права: мужик стремительно трезвел, при этом оробел и стал размахивать руками, будто отгонял от себя летучих кровососов. Тем более, что при ближайшем рассмотрении, Хуссейн казался гренадёрского роста (по крайней мере для меня).
Тут и Володя на сцене появился. Оказывается, у него с Хуссейном совместный номер был, и мой друг только по тишине в зале стал подозревать что-то нехорошее и поспешно покинул гримёрку, где он настраивал гитару.
Хуссейн вернулся на сцену и шоу продолжилось. Я решила, что на сегодня мне впечатлений хватит. Посетив туалет, я рассмотрела свою уставшую физиономию в грязном зеркале. На стекле были и следы помады, и зубной пасты, и россыпь засохших мелких брызг, будто кто-то недавно давил перед зеркалом на своём лице вулканические прыщи. Пахло в тубзике чем-то подозрительн сладковатым. Но ничего это мне не помогло вспоминить, куда я положила номерок из гардероба. Я вернулась в зал, осмотрела пол и стол, подсветив телефоном, который настойчиво напоминал SMS, что меня ждёт муж и его машина.
А около гардероба меня уже поджидал Пушкарский, который (я чувствовала это) должен был знать, где находится моя бирка. «На голубом глазу» Володя объявил гардеробщику, что номерок находится у него в сумке, а сумка в чехле от гитары, а чехол в гримёрке. А цифра на номерке – год смерти Сталина. Я и гардеробщик зачарованно смотрели на артиста и оба верили ему. Надев свою дублёнку, я поспешила домой, поскольку время было такое, что порядочные женщины должны уже ложиться спать.
Люблю свою кроватку. Там, реально, круто. Какое счастье проснуться в темноте, прислушаться и не услышать грохота трамваев под окнами. Правда, я так однажды проспала на работу. Случилась авария, с утра трамваи встали. Объяснительную так и писала: не ходили трамваи. Но работу я хожу пешком и поперёк трамвайных путей, но в этом случае я это не афишировала.
Так вот, как только я приступила к просмотру цветного широкоформатного сна со стереохрапом, меня разбудил телефонный звонок. Это мой друг звонил мне в полночный час и не для того что бы пожелать мне спокойной ночи. Он сообщил, что у него пропала сумка из комнаты для артистов. Кошмарики.
- Володя, - заикаясь, спросила я,- так моя бирка номер 53 то же пропала?
- Вы - эгоистка, - сделал открытие Пушкарский.
- Я - порядочная женщина, - подправила его я.
- У меня в сумке ключи от квартиры, деньги…- продолжал он плакаться.
- А, может, в чехле от гитары лежат и ключи, и деньги, ты смотрел? А так…приходи ко мне, дам денег на такси, впрочем, ключей нет от квартиры- некуда ехать. Тебе что ли переспать где нибудь надо?
- Переночевать,- уточнил Володя,- я устал после концерта.
Время опошлило слово «переспать».
- А гитара не пропала? – задала я глупый вопрос только лишь для того, хоть что нибудь услышать хорошее. Я не теряла надежды, что в чехле гитары таятся сокровища: ключи от квартиры и, может быть, ещё и деньги лежат.
Говорить было больше не о чём, дисплей телефона погас, но не погасла надежда, что всё утрясётся само собой.
Примерно через час я опять имела беседу с Пушкарским. Он мне радостно сообщил, что в чехле гитары было все, что нужно для продолжения жизни: ключи и деньги. И что он находится уже в коридоре своей квартиры. А сумка, оказывается, осталась дома, как наказанная. В клуб сумку Володя не брал.
"Володя, - попросила я жалобно и спросонья, - посмотри, как там, в сумке этой моя бирка пятьдесят три…"
А номерок на следующий день нашёлся. Он в моей сумке был, под подкладку забился, там дырка небольшая была. Пушкарский это так прокомментировал: «Мало того, что дура, так ещё и шить не умеешь…»**.
Ну, память дырявая то же у некоторых людей встречается, даже если они и помнят год смерти Сталина.
*Репточка – репетиционная база, музыкальная студия или просто место проведения репетиций .
** Почти цитата Цоя из фильма «Игла»: « Мало того, что дура, ещё и готовить не умеешь.»