Начальник он, начальник я,
Не скажу, что мы друзья.
Признаюсь, не враждовали,
Порой друг другу помогали.
Возраст мой, уже я дед,
Но прилично был одет.
Не носил я саблей ножен,
Но семьёю был ухожен.
И входил в его лимиты,
Как воспитанник элиты.
Ко мне элита в старину,
Рвалась на мед и ветчину,
Для поднятия сил и духа,
Влекла уж очень медовуха.
Мед, прополис и пыльца
Лечили печень молодца.
Один балабол другой алкаш
В стране устроили шабаш.
Я пенсионер, я пчел любитель,
Он предпринимательства хранитель.
Заимев свободу дня,
Он наведывал меня.
Не мог элитой себя числить,
Зимовник надо же почистит.
Пред ним я встал в такой картине,
Весь в пыли и паутине.
В одежде, чтобы не беречь,
Закончив дело, чтобы сжечь.
Меня, увидев, стал другой,
Теперь ко мне он ни ногой.
Скажите, коль душа проснулась,
Кого деградация коснулась?
Другой знакомый тоже мил.
По всем вопросам мне звонил.
Признаться надо, знал он много,
И судил он, очень строго.
Судья Зорькин его слётки,
Не равны ему в подмётки.
Изменился резко тон,
По другому вторит он.
Сын его и не спортсмен,
Но отважный бизнесмен.
Другим забита голова,
Другие сыпется слова.
Что деградация опять?
Коль душа помчалась вспять.
И другой раздался гул
(Провернул удачно, протолкнул).
Я нелепо намекнул:
«Чуть-чуть немного грабанул!»
У кого из нас пробило крышу?
Год звонков его не слышу.
Оратор прямо и в упор,
Сказал ему: «Отпетый вор!»
Но и здесь пробило крышу,
Не волнует сильно Мишу.
Не произошло баталии гремучей,
Пронёсся лишь душок вонючий.
Не испытал он тяжесть ишемии,
Возомнил себя, герой России.
Хоть на яхте, хоть на суше,
Капитал калечит души!