«…каждая форма, даже уродливая, таит в себе смысл, делающий ее неприкосновенной…»
В. Гюго «Собор Парижской Богоматери»
Эпиграф
«Один плюс два, равно – ЧЕТЫРЕ.
Четыре слога – девять букв.
В начале может быть седьмая,
Коль по-другому назовут…
Тому нужды нет дуть на воду,
Кто раз обжёгся молоком,
Но запастись сумел в дорогу,
Как посохом, стальным прутом…»
I
– О чем загрустил мой маленький шут?
Хозяйке своей расскажи, что-нибудь:
О сказочных эльфах с зеленых лугов,
О храбрости воинов прошлых веков,
О странах, лежащих у края земли…
Слуга королеве своей расскажи.
II
За буйной рекой на холме между скал
Ветер высокие стены ласкал…
Доблести храм не одну сотню лет,
Город – легенду забытых побед.
В гавань его заходили суда
С дальних морей бросать якоря.
Город будил монастырский набат –
Звон его ныне лишь в песнях баллад.
Скалы не помнили ярость меча.
Стелится вереск, не зная огня.
Войны, раздоры текли стороной;
Древние стены хранили покой.
Так безмятежно сменялись года,
Пока не случилась однажды беда.
Напасть за напастью спешили порой,
Как будто нарочно одна за другой.
Пророчество сбылось!.. Предсказано встарь:
Будет страной править серая тварь…
В год лихолетья небо, как смоль,
Будет проткнуто Хвостатой звездой.
Грозная гостья – Бич королей –
В чреве заморских, больших кораблей
Тайно придет и воссядет на трон;
Гимном ее станет скорбь похорон.
III
Недобрые вести катились волной:
С запада – смутой, с востока – войной.
Полчища крыс затопили луга.
Первую жатву собрала чума.
В глубоких подвалах, в сырых погребах
Множилась нечисть на сжатых хлебах.
Тщетно спасения ищет народ –
Дегтем измазаны сотни ворот.
Сроку несчастьям не видно конца;
Копоть на крышах чернее свинца.
Обоз за обозом соломы и дров
Сгорают в огне погребальных костров.
Шепчет гадалка на блюдце с золой.
Взгляд отвела, покачав головой...
В гневе правитель и суд его скор:
На дыбу – свидетелей, ведьму – в котел!
Не много из тех избежало кнута,
Кто, бросив пожитки, пускались в бега.
Травили их гончими, будто лисиц,
И гнали обратно от самых границ…
Ретивые тут же лишались хлопот,
Качаясь в петле; на ветру у дорог.
Ропот и слухи разносит молва:
Клятвам нет веры, изменам – числа.
Псалмы не смирили небесную твердь;
Кругом запустенье, где рыскает смерть.
IV
Не видел никто, как в полуденный зной
К замку пришел седовласый хромой.
Кто он, откуда? Узнать не смогли
Ни чернь, ни прислуга, ни страж, ни пажи.
Бродяжка – бродяжкой… Сума, да клюка.
Лохмотья едва прикрывают бока.
Скрюченный вдвое горбом на спине,
С пят до макушки в репейной трухе;.
Космы, как пакля; оскал без резцов;
Таким бы окрестных пугать сорванцов
Или отвадить бы ростовщика ;
В этом большого не будет греха…
Кухарки судачили, будто горбун
Ведал кабальную тайнопись рун.
И при себе, говорят, из вещей
Носил узелочек игральных камней.
V
Странника стражник к трону привел.
– Хочешь король удержать свой престол? –
Что же, есть средство одно у меня!
Не предлагай мне гнедого коня…
Ни шелком, ни золотом я не возьму…
Пока же тебя об одном попрошу:
Камни встряхни на ладони и брось.
Посмотрим, что скажет игральная кость!
С грохотом камни упали на стол,
Залитый воском и кислым вином.
Ворон закаркал тотчас за окном;
Псы заскулили, забившись под трон.
Выпало «девять» … – Я слышал, король…
Случалось, и ты забавлялся игрой!
И даже когда-то купцам сгоряча
Пришлось проиграть молодого шута…
Я помогу тебе после того,
Как дашь нерушимое слово свое…
– Как только над гарью рассеется дым,
Будешь восславлен народом своим!
Дверь потайная открылась в стене…
– С тобою мы позже сойдемся в цене…
Светильники вмиг перестали коптить,
Свечи трещать, а собаки скулить.
Очаг разгорелся и тени во мгле
Плясали как бесы на гербовом льве.
VI
Знойное солнце сменили дожди,
Как из ведра лили с неба они.
День ото дня хмур король и угрюм ;
Не посмеялся над ним ли колдун?
VII
Выдалась звездной десятая ночь;
С Морфеем тягаться не всякому вмочь.
Латника вдруг тормошит за плечо
Кто-то в потемках, дыша горячо.
Много ли стоит рассказ рыбака?
Стража не верит в пустые слова.
Пусть медной монетой скорей небеса
Решают, кому разбудить короля!
Да, только ли стоит судьбу искушать?
Ни слова и правды нельзя разобрать...
Расскажешь такое – запорют плетьми,
А то и совсем – не сносить головы!
Вино и немому развяжет язык…
Святыми клянется упрямый старик,
Что видел, как крысы сбегались с полей
К морю, где в полночь играла свирель.
Несметным числом этой армии Тьмы
Накрыло дороги, тропинки, мосты.
Ручьями стекала с окрестных холмов,
Смыкалась рекой многих тысяч хвостов.
Иные и вовсе, попав в западню ;
В сети, забытые на берегу, ;
Как черти в упряжку набились туда,
Подобных себе за собой волоча;.
Ни хрипа, ни взвизга, лишь шелест травы,
Да музыка дивная где-то вдали…
Дозорный взашей гонит прочь рыбака:
– Пойди-ка, проспись лучше старче пока.
VIII
Терзает владыку бессмысленный сон:
Рухнул, изъеденный крысами, трон.
Путь преграждая, в обносках шута,
Смеется в лицо ему бывший слуга.
Рвется на четках истлевшая нить,
Бисер рассыпан на гулкий гранит…
С весельем его подбирает толпа:
– Во здравие нового пьем короля!
И грязная нищенка детской рукой
Брезгливо корону роняет в огонь.
Король, просыпаясь в холодном поту,
Молитвы обрывками шепчет в бреду…
IX
Странная новость с рассветом спешит:
Корабль несдешний о скалы разбит.
Зловонным столбом поднимается дым,
И вороны тучею кружат над ним.
На лодках поплыли туда смельчаки.
Вернулись поспешно в испуге они.
Забраться на борт ни один не посмел
От смрада крысиных, обугленных тел.
Тлея, к полудню, рассыпался он.
Долго обломки качались средь волн.
К вечеру ветер волненье принес,
Вынес их в море на Северный Гвоздь.
X
Чума отступала… Все реже с собой
Живых забирала старуха с косой.
Соседи устали грозиться войной;
Бежавших нужда возвращала домой.
Утихли тревоги и будни потом
Привычно сменились своим чередом
XI
В толчее такой можно душу украсть…
На площади яблоку негде упасть:
Бродяги, солдаты, монахи, торговки,
Крестьяне, корзинщики и рудокопы,
Прачки, менялы, ткачи, камнетесы,
Лудильщики, писари и водоносы,
Двужильный и немощный, знать и прислуга
Ликуют, в слезах обнимая друг друга…
Свалены бочки с вином у ворот –
Щедрость правителя славит народ!
Охрипший глашатай, толка;я людей,
Ведет под уздцы вороных лошадей.
Признали не сразу в седле короля…
Упав на колени, затихла толпа.
Лишь нищий какой-то остался стоять.
Пытались одернуть его и унять,
Тянули к земле, ухватив за суму,
И в спину проклятья шипели ему.
Всадник на миг изменился в лице,
Словно кого-то узнал в наглеце…
Свите велел он взмахом руки
В ножны обратно спрятать клинки.
Спешившись, первым к нему подошел:
– Помню, с тобой был у нас уговор?
Цену кудесник назначь королю,
С радостью выполню просьбу твою!
Нелепый ответ повторить на словах
Решится едва ль во хмелю и монах…
– Ответь мне ведьма;к: ты и вправду не прочь
Вести; к алтарю, как жену, мою дочь?
– Я вижу горбун ты и впрямь без ума;
Затмила рассудок тебе седина! –
Толпа отшатнулась, прощая пажа,
Спешившего где-то найти палача.
– Если надумал смешить короля,
То не ко времени шутка твоя!
Милостью Божьей, пока до сих пор
Едва ли я слышал бесстыднее вздор.
Даже в преддверии Судного Дня
Отребья не будет в родне у меня.
Останешься платой доволен вполне –
Послужишь потехе гостям при Дворе.
Вниз головою висеть на столбе –
Участь достойна подобным тебе...
Видно, наскучило даже судьбе
Плестись за тобою с сумой на горбе…
Лишь усмехнулся на это ему
Убогий, ворча неизвестно кому:
- Только позволит судьба ли шуту
Дважды служить одному королю?
Помедлив немного, чуть слышно сказал:
А ты ведь, правитель, меня не узнал!..
Пусть убелила меня седина,
На треть я, пожалуй, моложе тебя…
Давно ли ребенком с лютней на плече
По замку здесь бегал в чудном колпаке?
Не раз в окружении знатных гостей
Гордился ты шуткой изящной моей.
Тебя почитал я всегда за отца,
И не было преданней рядом глупца,
Готового рифмой и сталью ножа
Колоть безрассудно любого врага,
Пока, чтоб удачу свою испытать,
Не сел ты с торговцем каким-то играть…
Лишь ради забавы, не стоившей свеч,
Ты продал меня, как никчемную вещь.
И я, покидая родные края,
Поклялся однажды вернуться сюда.
Долгие годы бесправным рабом,
Умытый дождями, согретый костром,
Железом клейменный, разбитый плетьми,
Уставший чураться своей наготы…
Я видел народы, которых уж нет,
И кличи наречий грядущих побед
Пугали меня среди диких земель,
Лежащих вдали от торговых путей.
Где смрад преисподней из штолен валит
И плоть до кости; обжигает пирит…
Как крот ковырял я земное нутро
И многие тайны открыло оно.
- Тебе, власть имущему, знать не дано,
Что вера моя не от века сего:
Там дремлют металлы на дне рудников
И пачкает ноги Сурьма Мудрецов –
Дороже сокровищ, что море хранит;
Хоть и вульгарен, сей камень на вид…
Где кобольды прячут его без труда
И редкие души пускают туда.
Сумерки вдруг опустились вокруг,
Будто бы взор потревожил недуг.
Холодно стало и в небе пустом
Солнце черным закрыто серпом.
Знаменьем правитель застигнут врасплох.
В жилах остыла от ужаса кровь,
Когда вой зверья и людских голосов
Слились воедино в отчаянный рев,
Наверно, услышанный даже в Аду,
Где грешники в муках клянут Сатану…
И громче Иерихонской трубы
В смятении к небу взывали они!..
Ничто образумить людей не могло –
Так было отчаянье их велико…
В час, когда свет обратился во тьму,
Не было дела, увы, никому,
Как нищий достал из котомки свирель…
И древние руны читались на ней.
Семь маленьких дырочек, ивовый прут,
Да быстрые пальцы морщинистых рук…
Лишь заиграла в ладонях она,
Как стала смиренней ягненка толпа.
Словно у всех, кто молил небеса,
По прихоти свыше, сомкнули уста.
И даже, кто глоткой решать все привык,
До боли и те прикусили язык.
Невидимой силой сажала на цепь
Богатых и бедных, детей и калек.
Тянула всех скопищем, как бечевой,
Туда, где горбун забавлялся игрой.
И сбросить с себя колдовское ярмо
По воле своей не пытался никто.
Казалось, они и за тридевять миль
Ползти на коленях готовы за ним.
Словно очнувшись, умолкла свирель.
Калека устало смотрел на людей,
Лишь указав им движеньем одним,
Того, кто в короне стоял перед ним.
Отчаявшись каплю рассудка сберечь,
Из ножен пытался тот вытащить меч.
Все ближе, скуля, подбиралась толпа
И скалила зубы, присев для прыжка.
С воплем набросилась, сбив его с ног:
- Горе виновнику наших невзгод!
И тысячи пальцев тотчас королю
Порвали кольчугу на шее ему.
И сотни ладоней легли тяжело,
Сомкнувшись до хруста на горле его.
Покинула небо зловещая тень.
Снова стал ясным и солнечным день.
Люди молчали, почти не дыша,
Не смея поднять друг на друга глаза.
Кровь утирали украдкою с губ,
Не веря деянию собственных рук.
Пятились прочь, озираясь кругом;
Каждый себя осеняя крестом.
Вдруг побежал кто-то вслед за другим…
Ринулись тут остальные за ним,
Проклятый город покинуть спеша,
Бросив под небом лежать мертвеца…
С тех самых пор, пожалуй, лет сто
Здесь долго еще не селился никто.
Нищий над телом, склонившись, стоял.
Безделицу рядом в пыли подобрал.
Подальше ее зашвырнул от себя
И зашагал, неизвестно куда...
Звеня; по булыжникам, мимо ворот
Катилась корона среди нечистот…
Ее много позже детишки нашли
Случайно у самой крысиной норы,
Играя в руинах у каменных стен,
Даже по сказкам знакомым не всем.
XII
Моей королеве давно пора спать –
На; ночь всех сказок не; пересказать…
Не стоит пугаться крысиной возни
Тому, у кого на гербе есть они…
Февраль, 2017 г
Прим. автора
1 – «Дегтем измазаны сотни ворот» – имеется в виду способ обозначения в средние века – рисовать крест дегтем на стенах зараженных домов или на воротах подворий при поветриях (быстро распространяющихся эпидемиях).
2 – «Копоть на крышах чернее свинца» – здесь речь не о свинце, как металле, а о черных рудах. Издревле, галенит, наряду с молибденитом, пирротином, графитом и антимонитом объединялись общим термином Galena – освинцованной (свинецсодержащей) руды или земли, даже если и не содержали в себе свинца.
3 – «…кабальную тайнопись…» – здесь речь идет о т.н. герметической (фонетической) кабале. Обычно ее путают с Каббалой (Kabbale) — методом аллегорического толкования у иудеев. Поясним на следующем примере. До сих пор во Франции можно увидеть необычные трактирные вывески на железных шестах, оттеняющих своеобразие творений французского средневековья, на которых мы увидим лишь букву «О» с перечёркнутым «К». Но простолюдин XIV в. понимал всё как надо и без колебаний входил в это заведение. Игра слов: выражение «au grand cabaret» звучит как «О большое и К с чертой». (Пример взят из риторики Fulcanelli. Les Demeures Philosophale: «Философские обители и связь герметической символики с сакральным искусством и эзотерикой Великого Делания». / Фулканелли; пер. с фр. В. Каспаров. – М.: Энигма, 2003. – 624 с. (Алый Лев).
4 – Морфей – бог сновидений в греческой мифологии.
5 – «Пусть медной монетой скорей небеса
решают, кому разбудить короля!» – мелкая монета всегда являлась общепризнанным инструментом, с помощью которого можно бросать жребий, делать выбор между двумя равноправными возможностями. Например, устанавливать очередность «кому (суждено) разбудить короля!»
6 – Северный Гвоздь – Полярная Звезда (никогда не меняет своего положения на небе – отсюда и такое название у разных народов). Яркая неподвижная точка в центре Северного звездного полушария (Малая Медведица).
7 – Пирит – Серный или железный колчедан. Если сильно сжать его, обжигает ладони, отчего и получил свое название от греческого pyros (огонь).
8 – «И пачкает ноги сурьма Мудрецов» – некий минерал или «сурьма Мудрецов», который алхимик якобы дол-жен выбрать для начала Работы, чтобы впоследствии получить т.н. «Философский Камень». По легендам од-ним из его признаков является способность пачкать тело и одежду.
9 – Кобольды – духи, населяющие шахты и штольни. Древние рудокопы считали, что подземные кобольды приносят несчастье, могут вызвать порчу руды и появление в ней нежелательных примесей.