Кажется, шли. Кажется, вечность назад.
Это был сквер или скверна. Уютно.
Будто дышал. Будто на ладан. Глаза –
разбегались. Букашками. В утро.
В утро, когда… что-то случилось?
Вырванных связок вязанки?
Букинистический? Или?..
Были мы – ересиархи,
пили свинец. Терпкий металл
на губах.
Был и шарманщик, играющий в ящик.
Утро, когда в моем черепе стал
бушевать богомол.
* * *
Колокол, густо покрывшийся спазмами, звал.
Марионеточно дергался. Трескался. Ныл.
С шеи капеллы болтала впопад голова –
Купол, что был трепанирован дрелью луны.
Прах симфонически плыл из промышленных труб:
Духи трубились над падалью в копоти лиц –
Горн алтаря разжигался на свежем жиру
Истово верящих в кузницу плотских темниц.
Там, в капюшоне мошонки, пришитой ко лбу,
Нимбы в ошейники переплавлял капеллан –
Этот немой(?) преподобный вопросу горбун, –
А кадыки перековывал в колокола.
В нефах крошились громадные черви колонн,
Вырвавших туши свои из постылых камней,
Сторожевые шли статуи к ним на поклон,
Дабы пролить над свободой горючий елей.
Все прихожане, а может, прохожие. Спят,
Страстно друг друга юродуют, прыгают ниц,
Клацают до челюстями подкованных пят
Всеми частицами душ. Литургия резни.
Лавки суставами щелкали, спинки прогнув,
В час, когда бурые воды икон – отошли.
В ряску из ряс или в ил власяниц. Но ко дну.
Падали. Божии рыбы. Икринки каплиц.
Единоутробный хорал не рожденных. И тишь.
Лишь оброненное Слово. Никем.
Паству ведет по тернистой строке, по пути, –
За нос ведет на мясницком крюке –
Крючкотворец.
___________________________
Иллюстрация: Louis Boulanger