В глуши лесов России давней
Тому уж двести лет назад
Помещики живали славно
В своих именьях – стар и млад.
Дружили семьями. Женили
Детей, роднились по судьбе.
Бывало, что вражду делили –
Я расскажу о том тебе...
Один – надменный, барин гневный,
Богач, кутила, бонвиван.
Своим капризам был примерный –
Кнутом шалил то тут, то там.
Род Троекуровых он славил,
Крутой рукой узду держал –
Сурово крепостными правил
И Машу, дочь не баловал.
Она росла в родных пенатах,
А с нею Саша – младший брат.
Ждала сватов богатых свято,
Любви училась у Жорж Санд.
Другой сосед и друг –Дубровский,
Был беден, но изрядно горд.
Не прогибался, чуждый лоску,
В лицо всю правду- матку жёг.
Они схлестнулись в одночасье,
У Троекурова в дому.
" Да у тебя собаки слаще
Живут, чем люди !" – в лоб ему
Сказал Дубровский, псицу гладя.
В сердцах вспылил и вышел вон.
"Ты у меня ответишь дядя!
Напрасно лезешь на рожон!" –
Бушует Троекуров злобно,
Не слабый дан ему отпор.
Велит подручным низкопробным
Свершить подложный наговор.
Дубровский в раз слег от известья,
Что, мол именье не его.
Не вынес тягости бесчестья –
Не узнает он никого.
Из Петербурга сын Владимир
Приехал под родимый кров.
Отца в безумии увидеть
Он был признаться, не готов.
Судебный пристав объявляет:
"Деревню надобно отдать!
Сам Троекуров, вишь, желает
Владельцем Кистеневки стать."
А горе продолжает длиться,
Отец скончался на руках.
Пожар ужасный приключился –
Владимир с дворнею в лесах
Ушел и сгинул. Жить разбоем
Схотел не волею своей.
Бесправным, низменным изгоем
Барчук стал ныне для людей.
Но время шло и все забылось.
Обычной жизни колея
К привычкам прежним возвратилась,
Не нарушая бытия.
Для Машиного братца – Саши
Француз- учитель привезен.
Сражен красою девы нашей,
Невинной, словно дивный сон.
Она ж его не замечает,
В другую сторону глядит.
Напрасно он надежды чает,
И взгляды пылкие дарит.
Лет двадцати пяти, не боле.
Приятно сложен и умен.
Дефорж по злой, хозяйской воле
В медвежью клетку посажён.
Огромный зверь ревел, метался,
Хотел учителя задрать.
А барин, ишь, знай развлекался.
Любил такие шутки – страсть!
Тут молодец не растерялся,
Пистолю вскинул – мишка мертв...
Ни зверя он не забоялся,
Ни гнева барского всерьез.
Героя Маша разглядела
И сделалась от чувств бледна.
Любовной страстью заболела,
Затосковала у окна...
Затеялась их переписка,
В дупле, средь лиственных аллей.
Посланья Саша, братец быстрый,
Носил сестрице на заре.
Друг дружке приоткрывши оба
Все тайны сердца в страстный час,
Себя вручить решили Богу,
Перед иконой помолясь.
Дефорж признался – он Дубровский.
За местью праведной проник,
Но позабылись отголоски –
Расцвел в душе цветок любви.
Тем временем отец досужий
Стал князя в доме привечать
Верейского. "Отличным мужем
Сей малый может Машке стать!
Ну что ж, что стар, и так бывает,
При нем и титул и почет!"–
Папаша и не замечает,
Как речкою слеза течет
Из глаз прекрасных Маши бедной:
" Молю вас, сжальтесь надо мной!
Ах папенька, старик он вредный,
Ужели посланый судьбой?"
Тут Троекуров рассердился –
"Перечить вздумала отцу?"
Велел ей в комнате закрыться
И приготовиться к венцу.
Бежит мальчишка быстроногий
По лесу с весточкой в руке
А девушка с тревогой скорбной
Пождёт посланника в тоске.
Ворота тройкам открывают,
Служанки пялят ей фату,
Бездумно Маша замирает,
Свою не видя красоту.
Послушной куклою садится
В карету – час ее настал.
Пути обратно нету. Нету!
Ждала, ведь он ей обещал...
Сияет церква куполами,
Колокола звенят резвО.
Плывет толпа перед глазами,
А сердце девичье мертво.
Обратно лесом, как в тумане,
И вдруг пальба, карета – стой!
Пред ней Дубровский, пулей ранен,
Разбойник с пламенной душой.
" О Маша выжил я едва ли,
Отсюда прочь, пойдем со мной!
–Владимир жаль, вы опоздали
Мне мужем стал совсем иной.
Я вас ждала, как Бога свято,
Но видно было ни к чему.
Да, тяжела моя расплата.
Верна я мужу своему."
Он молча плакал, понимая,
Теперь уж нечего терять.
Княгиня, слезы утирая,
Велела тройку погонять...
Об нем с тех пор и не слыхали,
Дубровский сгинул без следа.
Остались в памяти печали,
Любови чистая вода....