Я отменю твой смертный приговор
И сохраню и жизнь, и душу,
Скажи правдиво, был ли разговор
О римском кесаре с Иудой?
- Да, игемон, сей добрый человек
Был откровенен, угощал радушно,
Я в разговоре просветил его,
Что власть от Бога к людям равнодушна!
- И ты посмел Тиберия судить?
И власть его от Бога осудить?
Ты - сумасшедший! Как же я устал! -
Пилат от горечи привстал,
- Эй, караул, легионер, ко мне!
Преступника забрать, держать в тюрьме,
Он к вечеру отправится на казнь!
Как удручает приговор и власть!
Стечение толпы, солдаты и зеваки,
Здесь суд вершит сейчас Сенедрион!
Из четырех преступников несчастных,
Кого помилуют и будет кто казнен?
Пилат нахмурился: «Как ненавистен город!
Наперекор все сделают ему,
Первосвященник принесет лишь горе,
Не изменить, увы, ему судьбу!
Все: выбор сделан! Вар-Равван!
Толпа бушует, предвещая бурю,
Пилат вздохнул: «Он упустил свой шанс!
Так глупо! Не вернуть мне Иешуа!
Как солнце жарит! Что за день?!
Из Хевровских ворот когорта выступает,
И держит путь, указанный судьбой,
Где Лысая гора всех поджидает!
Закат окрасил кровью небеса,
И пробил час святого искупления,
Безмолвие и только три креста,
Оставь себе последнее сомнение!
Распяты, только жар с небес,
Кровь на столбах! Какие муки!
Кентурион играл бичом в руке,
Глаза его лишь выдавали скуку!
Приехал к вечеру из города гонец,
Кентурион кивнул: «Покуда живы! -
Солдат принес и губку, и ведро,
- Всех напоить и упокоить с миром!»
Коснулась губка, влага - по губам,
Иешуа лишь молча улыбнулся.
«Славь игемона!» - голос прозвучал!
Копье - под сердце!.. Круг замкнулся…
Темнело, надвигалась вновь гроза.
«Снять цепь!..» Легионеры уходили.
Под ливнем оставались три креста.
Казненных души к Богу отходили!
В крылатой колоннаде во дворце
Стоял Пилат, наместник Иудеи.
Над городом сгущалась вновь гроза,
Он вновь один: «Как люди надоели!..»