Горит Москва, октябрьскую листву
метет таджик, детей ведут из сада.
Я не жалею, я ележиву -
иду, где Лазарь не покинул ада.
Там, глубоко в изрезанной земле,
стою и еду, сплю, укореняюсь,
смотрю в себя, забытую в стекле,
и больше ни к кому не прислоняюсь.
С листком в ладони, с болью в голове
везу в чуланчик тряпошное тело.
Одна в потоке, лучшая в Москве,
успешная, как мама и хотела.