большая белая собака
переворачивает вечер
холодным носом. я не плакал —
то были тоненькие свечи,
то были вымытые стекла,
то были мерзнущие ивы,
то улица без света мокла —
опять на линии разрывы.
я проклинал себя за то, что
я воду грел в железной чашке,
за то, что становилось тошно
глядеть на мокрые рубашки,
за то, что в сериале кто-то
меня сегодня не увидит,
за то, что девушки с «погоды»
не будет в непристойном виде,
за то, что темнота, и холод,
и чашка с кипятком эмали,
и информационный голод,
и черно-мусорные дали,
и осень грязно-золотая.
но я держался, я не плакал.
туман идет, хвостом виляя.
большая белая собака.