Москва в мою вплывала плоть,
как жаркий градусник под мышкой.
Дома, дымы, подъезд, сугроб,
снегов манишки.
И в гуле времени, средь звёзд,
в искристом, колком
вОздухе, к снегам внахлёст,
светилось жёлтым
твоё окно. И всё плыло
в чаду бессонниц.
И подоконника крыло
в слезах бегоний
рвалось, рвалось - и невпопад,
в простор над крышей,
где каждый год твой детский взгляд
кого-то ищет.
Того, кому знаком огонь,
и кто не клянчит.
Кто может возложить ладонь
на лоб горячий.