Я стар и немощен, болит моя простата,
Мне мельницы теперь не по зубам,
Моё пристанище больничная палата,
А сам я превратился в пыльный хлам.
Мой верный Санчо носит мне гостинцы,
Сменяет кашку жиденький супец...
Я ж задыхаюсь в чистоте больницы,
Вдохнуть бы пыль дороги, наконец!
Но Росинант давно сведён на бойню,
Моё седло валяется в пыли,
И больно на душе, как только вспомню,
Что я сменил копьё на костыли.
Мой ратный шлем теперь лишь таз для пены,
Когда умру, снесут его в музей,
И надпись сочинят: «Сей таз, был самым верным
Ему из всех его друзей».
Ирония же в том, что Дульсинеи нету,
Мне это объяснил мой добрый духовник,
А я в мечтах о ней всё странствовал по свету
Пока сего приюта не достиг.
Ну а всему виной моё воображенье,
Мой воспалённый мозг, да чтенье вредных книг;
Так весь реальный мир я видел в искаженьи,
И бред в моё сознание проник,
Мой разум исцелён, да много ли в том толку?
Событие сие не радует меня,
Как запылённый хлам, заброшен я на полку,
Лишь память прошлых подвигов храня.
Спокоен я и тих, мой доктор мной доволен,
Но прежний мой недуг в душе оставил след;
Хоть разум мой здоров, но я в одном не волен,
Поверить не могу, что Дульсинеи нет.
Всё чаще по ночам она ко мне приходит,
И, улыбаясь мне, в иную даль зовёт;
Ещё услышит мир о славном Дон Кихоте,
Когда отправлюсь я в последний свой поход …