На кухне гвалт, столпотворение,
готовка, стирка, злые умыслы.
Кто выпил - кажется смиреннее,
не то уснул, не то задумался.
Но пялит зенки - молодой ещё -
нa плечи белые, посколечку
внутри шевелится чудовище.
Схватил бы, смял бы, да и в коечку
и тело к телу - в рукопашную,
почти, как там, где грязь окопная,
где смерть брела изрытой пашнею,
как жизнь теперь стоит за окнами.
Соседка в пене - ох, заманчива,
когда б свекруха так не зыркала,
не буркала - бельё замачивай,
не стал бы корчить безъязыкого,
сказал бы ей - заглянешь к полночи?
Одна ведь, рано овдовевшая...
Штанишки, майки, шлейки, помочи,
старухин голос - ну, развешивай.
Минута, две - уже развешано,
a руки с тоненькими венами
желанны так, как эта женщина,
в такие дни послевоенные...