Я узнал, что я
мотылёк.
Когда? Не знаю.
Наверное,
когда ждал тебя
под фонарём.
В нашем парке.
На нашей скамейке.
Под твоими окнами.
Всё говорило о том, что
ты не придёшь.
Сначала было грустно.
А потом – всё равно.
Но я ждал.
Садовые скамейки в свете
фонаря блестели,
как губы гейш.
Сладострастие узнавания.
Страсть отторжения.
Увядание плоти.
Это сухой блеск
корешков книг, которые
как родинки
на твоих плечах,
усыпали книжную полку.
Блеск шелка на кимоно,
когда оно, сброшенное
с плеч, ложится
на тростник в саду.
Блеск фонаря, когда
свет затухает
и бьется мотыльком о
белое изнеженное
тело лампы.
Изнутри. Там нет
воспоминаний. Нет
сожалений. Нет
форм. Нет
музыки.
Только тепло бедра, тепло груди, тепло губ.
И усталость от непереносимой тяжести слов.