полу-ночь станков. в кастрюле панельного дома

Пещера Отмены
я не сплю под Playboi Carti 
фиксируя реальность
на своей рваной кровати, 
 
изодранной кошками в сны. 

на улице ночь выбивает шаги,

помню Выборг, весну, кровавых Богов, 
работника морга со странной улыбкой, 
выпивку, крики, 
за баром витиеватые типы,
пинты, старые липы,
дожди, пистолеты,
и трубами сотрясается воздух, 

в кастрюле панельного дома 
варится маленький лоскут, 
рядом ребёнок
дёргает маму за платье 

и строит из маленьких кубиков остров, 
а на стене у соседа Кубрика постер, 
другой слабенький ростом, седой и с печалью,   

в продуктовый очередь, ленты с печатью.   

всё бытовое катится вниз трухлявым столом,   
лицами, лампой компьютерной,   
перелётными птицами, 
почтовыми письмами с марками, 
красной помадой и желтыми парками,

блок из бетона,
блок с черными окнами
и блок жирными пальцами
забит в навигатор с разными картами,
малосемейки и разбитые бакалейные лавки, 
подшитые папки, троллейбус-удав, давки

и по улицам гуляют рваные тени,

любовь мазками
лепит краски на стены новых квартир, 
молодожены, во рту тает к чаю зефир
и чайки криком своим разрывают эфир,- 
поймать радиоволны или лоно невесты;
ты победу над робостью пестуй, 

рубашки, как робы, клетки, намордники, 
шпоры, садовые ножницы, крики и оры.

пинает листья по подворотням разукрашенный бездарь
ковыряя в носу свою старость и бездну,

под глазами круги
и машины крутят
шинами свист,

запах жжёной резины
словно мышиный писк, 

в желтых окнах разбитые фатумом жёны, 
ласки, удары, препоны, 
запонки и заплаты, 
задники, бюджет и затраты, 

я в обои блеклым цветом и поцелуем закатан,
и навсегда убегаю за оранжевым солнцем закатом.