Деревья трепетали,
не знали, что им делать,
отчаянно метались,
пытаясь укрыться
от ветра,
грузно пригибались,
грубо распрямлялись,
рвались
из стороны в сторону,
рубили зелень клетки,
трещали (в спину дуло),
сопели, избиты ветками.
Серо стекали тучи,
догоняя бег планеты,
обгоняя страх пешеходов,
добираясь до домов их первыми:
входили в дома, как в поле,
как пыль, раздувая шторы,
таскали их жён за косы,
мужей оглушали воем,
в детях гудя затерянными,
сиротливыми
вопросами.
Улицы, полные пустошью
(их покой - из тревоги тёмной)
Нерешительна черепица,
створки дрожали, как компаса
стрелка.
Дробно по стенам листья,
охрой клюют пространство,
стаей взрезают влажное,
тревожное тело капель.
На дымном, где небо было
когда-то,
до этой жизни,
на дымном зонте, в который -
рукою подать до выстрела,
по ткани, разорванной проседью,
разрубленной зевсовым гневом,
сверкнули острые клювы,
и когти хватают первые
лужи.
Обрушились зевсовы вороны
на жертву для приношения.