Горел Берлин, чадило пламя –
Конец войны недалеко –
Под Бранденбургскими вратами
Я расписался угольком.
Лежат взвода, не встанут роты –
Погибли в огненном аду:
Кто на Зееловских высотах,
А кто в Тиргартенском саду.
От всей дивизии пехотной,
От наших четырех полков
Осталась тысяча «окопных»
Да пятьдесят кадровиков.
Полсотни тех, кто оформляли,
Чем наделяла всех война:
Нам – наградные на медали,
Ну а себе – на ордена.
От дел рискованных в сторонке,
А как падёт в бою солдат,
Так сочиняли «похоронку»
И высылали аттестат.
Они не гнали маршем роты,
Не брали штурмом города.
«Бойцы невидимого фронта» –
Мы так их звали иногда.
Годов минуло два десятка –
Победы первый юбилей:
Салют, гармонь и пляс вприсядку,
Гремит наш май по всей земле.
Всех не упомним поимённо,
Из самых разных областей
Нас собирали не знамёна –
Таблички с номером частей.
Гуляй, Расея! Жарь, пехота!
За двадцать лет итог такой:
Вояк осталось на три роты,
Да пятьдесят кадровиков.
«Что за живучая порода, –
Подумал я уже тогда, –
Не поломали их невзгоды,
Не одолели их года».
На должностях как будто скромных –
И не видны, и не слышны –
Они в райкомах и месткомах
«Рулили» кадрами страны.
Всегда при кухне и при кассе,
В любой конторе через год
Начальству – премия в приказе,
Себе – жильё, в порядке льгот.
Героям пафосных историй
За их рекорд очередной
Зимой путёвка в санаторий,
Себе – в дом отдыха. С женой.
… Ещё десяток лет минуло,
На том же месте, в тот же час –
Кого не взяли штык и пуля –
Встречалась боевая часть.
Кто не поддался лихолетью,
Кого Господь от смерти спас –
Не набралось и на две трети
Нас от того, что в прошлый раз.
Все сплошь почти пенсионеры,
Да что там – просто старики.
Вновь на табличках из фанеры
Слова, что на помин легки.
Умерших фото, будто павших,
Глаза предательски слезят.
А что же «кадровые» наши? –
Их снова ровно пятьдесят.
Оно – дай Бог им всем здоровья –
Такую пережить войну…
Но те, кто потом, те, кто кровью –
Их стало меньше почему?
Через года войны изнанку
Теперь увидеть я могу:
Штабной – он спал всегда в землянке,
А мы порою на снегу.
Ему всё было малость лучше:
Одежда, обувь и еда,
А кто хлебнул из талой лужи? –
Вот и «аукнулись» года.
Коль для Победы, так не жалко,
Но после – тридцать лет в строю –
Я шел с работы в «коммуналку»,
А он в отдельную, свою.
И не пахать бы им, не строить –
На то есть сёла, города…
Но если где кого пристроить,
Мы к ним с прошением тогда.
С поклоном в пол – не принцы крови –
Мол, за ценой не постоим:
«Уважь, пожалуйста, Петрович!
А мы уж… Отблагодарим!»
Но тридцать лет промчались снова –
Как будто миг, как будто вздох –
Времён и смутных, и суровых,
Лихих беспамятных эпох.
В другой стране, с другим названьем,
С другой историей войны:
Здесь – полицай, там – партизанил,
Здесь – под расстрел, там – без вины.
За что погибли миллионы?
За что сжигали нас живьём? –
Белогвардейские знамёна
Теперь над Смольным и Кремлём.
Теперь двуглавыми орлами
Украшен каждый кабинет.
Лишь гимн – да с новыми словами.
Россия есть, державы нет.
Без правды покачнулась вера –
Не верь глазам, не верь ушам:
Герой Украины Бендера,
Враг Черняховский латышам.
Созвучно времени приметам
Не почтальон бродил в тайге:
Сзывали нас по Интернету –
Однополчан, из СНГ.
Из разных стран теперь в Россию
Собраться нам не удалось:
Кого-то годы подкосили,
Кому-то денег не нашлось.
Ты внукам, мол, прости, пехота,
Таможни, визы паспорта…
И тут додумался же кто-то
До Интернет-телемоста.
Осталось адресов немного:
Нас показал телеэкран
Из Лиепаи, Таганрога,
Из пары «незалежных» стран,
Из Крыма, русского по факту,
Из Белоруссии, Литвы,
Из Ленинграда – или как там? –
Само собою, из Москвы.
На пиджаках колодки рдели,
Клубилась белизна седин…
«Штабных» собралось сорок девять,
А из «окопных» - я один.
Сказал я правнуку: «Серёжа,
Ведь если лишнее отместь,
Для нас с тобой всего дороже
Отчизна, справедливость, честь.
Своей страны и правды ради,
Собою жертвуем подчас.
Отец, и дед твой, и прапрадед –
Для нас один закон – приказ.
А офицер политсостава
Нам в бой за Сталина велел,
Но для него Приказ с Уставом –
Не командир – политотдел.
Кто воевал, кто по две смены
«Брушил», не зная выходных.
Ну, а когда в штабах измена –
Какое дело нам до них?
Гляди – не тронули их годы,
Их даже чёрт не заберёт.
Когда вождям не до народа,
Один девиз: «Вперёд, вперёд!»
И мы вперёд шагали, в дали –
Всё для страны, себе – потом…
Нас предавали, продавали –
Поодиночке и гуртом.
Мы задней думкою богаты,
И для меня в одно слились
И бюрократы – демократы,
И голосистый коммунист.
Мы сами не были святыми:
«Не для продажи, а на жизнь» –
Те наши истины простые,
Мол, он на то, социализм.
Любой кусок не будет лишним,
Куда ни глянь, а всяк несёт.
Война, мы думали, всё спишет,
А оказалось, что не всё.
Кто по-военному изменник –
Кто больше из казны упёр –
Вон тот – банкир и академик,
Иль тот – чахоточный шахтёр?
И посейчас Россию делят,
Кроят на разные куски,
А что с тобой мы можем сделать? –
Одно – руками развести.
Свои глумятся над своими –
Одна шестая часть Земли.
Об этом Гитлер с Муссолини
Погрезить даже не могли.
Прости нас, Господи, за это:
В беде у каждого вина.
Но ведь была у нас Победа!
Была. Но только где она?
Она в парадах и салютах,
В той, самой памятной, ночи.
Она в землянке в холод лютый
Горит огарочком свечи.
Она не старится с годами –
Она живёт, поди-ка – гля,
Под Бранденбургскими вратами
В корявом росчерке угля.
Какие б сказки ни плодили,
Кто б нашу память ни стирал,
Мы за Победу заплатили
Дороже вместе взятых стран.
С ней наши нюрнбергские судьи,
С ней и Освенцима зола.
С ней наши жизни, наши судьбы…
А о штабных я не со зла.
Ну, что с того, что в жуткой сече,
Где жизнь, как смерть, а день, как ночь,
Кому-то шанс достался легче
Свою погибель превозмочь.
Как ни крути, они причастны
К победе в страшной той войне.
Кто жив ещё – тем, значит, счастье.
А мне, выходит, так вдвойне.
Нет, подвиг ратный не развенчан,
Хоть от весны и до весны
И остаётся их всё меньше –
Живых свидетелей войны.
А вдруг ещё остался кто-то, –
Незваный, неучтённый, свой:
Эй, отзовись! Вставай, пехота!
Как после боя: «Кто живой?»
В глухой затерянной деревне,
Каких на карте нет порой,
Живет старик дремуче-древний –
Однополчанин мой, герой.
Живет вне списков поимённых,
Ни тем, ни этим не судья –
Он из другого батальона,
Случись – и не признаю я
Его, а он – меня. Неважно –
Пока не слёг, пока смогу,
Я из Москвы многоэтажной
К нему притопаю в тайгу.
Пусть хоть штабной он писаришка,
Хоть разведбата командир,
Мы с ним обнимемся: «Братишка!
Как, слава Богу, тесен мир!»
Хвала судьбе, что есть в нас сила,
Поднимем за помин души
И тех, кого война скосила,
Кто мирных дней не пережил.
За нашу боль, за наши муки,
За нашу гордость и вину,
За то, чтоб внуков наших внуки
Во снах не видели войну.
Но чтобы помнили и знали,
Что водружали на рейхстаг
Победы цвета крови знамя –
Не звёздно-полосатый флаг.
И чтоб к огням, навек зажжённым,
По повелению души
Цветы несли молодожёны
За то, что выпало им жить.