Середина
удачного года –
и меня
снова в детство зовёт
удивительная природа,
где кругом
всё поёт и цветёт.
На Алтай
я вернулся в июне –
там за речкой
стучат топоры,
и на острове,
что на Катуни,
дружно валят осину
бобры.
Здесь никто
вековые деревья
не ломал, не пилил,
не рубил…
Снова здравствуй,
родная деревня,
в городах
я тебя не забыл.
Больше душу
не мучит столица,
где всё меньше
самих москвичей…
А в деревне –
знакомые лица,
и у них нет вопроса:
«Ты чей?».
На крыльце
не закроются двери
перед носом твоим
на крючок…
Мне там Жданов,
а может, Неверов,
сыпанёт на ладонь
табачок.
А потом подойдёт
Пивоваров,
как обычно,
навеселе…
Три фамилии есть
в нашем старом,
с детства
самом любимом селе.
Запалив самокрутку
от спички,
оказавшись в дыму,
как в раю,
вспомнив уличные
их клички,
с земляками
за жизнь говорю.
Пивоваров прилизан,
как «Лысый».
А Неверов, к примеру,
«Налим».
Он из лодки
за каменным мысом
с острогой
в воду прыгнул за ним!
Как ни странно,
наш Жданов – «Профессор»,
в спорте – тренер,
в делах – командир…
С детства на нос
очки он повесил
и сквозь них
строго смотрит на мир.
Ну, а я,
«сын учителя Яшки»,
ненавидящий
школьную ложь,
«Моряком» стал
из-за тельняшки
и за то, что носил
брюки-клёш.
В наших кличках
нет умысла злого,
их услышав,
не хмурим мы бровь…
Нам вдруг вспомнилась
Машка Козлова,
с кем крутили мы в классе
любовь.
Не красавица с виду
девчонка,
но ходил с нею каждый
в кино…
Вспомнив это,
хохочем мы звонко,
как уже не смеялись
давно.
Мы болтаем
на солнце июньском,
не боясь даже клички
«Трепло»…
Как же мне здесь,
в селе Верх-Катунском,
на душе
и легко, и тепло.