У прекрасного, самобытного поэта-фронтовика Николая Петровича
Майорова (20.05.1919–08.02.1942) есть стихотворение, написанное в 1940 году, еще до войны, словно предугадавшее свою короткую судьбу:
***
Я не знаю, у какой заставы
Вдруг умолкну в завтрашнем бою,
Не коснувшись опоздавшей славы,
Для которой песни я пою.
Ширь России, дали Украины,
Умирая, вспомню… и опять –
Женщину, которую у тына
Так и не посмел поцеловать.
В стихах Николая Майорова «я» и «мы» взаимозаменяемы. Щедрость своего взгляда, сердца, души он легко передавал рядом идущим .и так же легко брал у них близкие ему чувства и мысли. Ощущение единства судьбы своего поколения развито было в нем в высшей степени. Мысль о возможной необходимости своей смерти, объединялась чувством бессмертия дела, во имя которого будет принята смерть Широко известно в России четверостишие Николая Майорова, взятое из большого стихотворения «Мы».
… Мы были высоки, русоволосы
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы. …
Стихи Николая Майорова несут печать не только яркой талантливости, но и раннего профессионализма. Это наглядно видно по стихотворению «Мы» – буквально самоэпитафии,. отрывок которого приведен выше.
Мы
Это время трудновато для пера
В. Маяковский
Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Но все умрет. Не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
Потомок различит в архивном хламе
Кусок горячей, верной нам земли,
Где мы прошли с обугленными ртами
И мужество, как знамя, пронесли.
Мы жгли костры и вспять пускали реки.
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
Железом обозначены следы –
Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы – спросите жён!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображён.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.
Но время шло. Меняли реки русла.
И жили мы, не тратя лишних слов,
Чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных
Да в серой прозе наших дневников.
Мы брали пламя голыми руками.
Грудь раскрывали ветру. Из ковша
Тянули воду полными глотками
И в женщину влюблялись не спеша.
И шли вперёд, и падали, и, еле
В обмотках грубых ноги волоча,
Мы видели, как женщины глядели
На нашего шального трубача.
А тот трубил, мир ни во что не ставя
(Ремень сползал с покатого плеча),
Он тоже дома женщину оставил,
Не оглянувшись даже сгоряча.
Был камень твёрд, уступы каменисты,
Почти со всех сторон окружены,
Глядели вверх – и небо было чисто,
Как светлый лоб оставленной жены.
Так я пишу. Пусть неточны слова,
И слог тяжёл, и выраженья грубы!
О нас прошла всесветная молва.
Нам жажда зноем выпрямила губы.
Мир, как окно, для воздуха распахнут
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово «Человек»!
1940
Родился Николай Майоров 20 мая 1919 года в деревне Дуровка, Сызранского уезда Симбирской губернии в семье плотника. В 1929 году Майоровы приехали в Иваново, где отец со старшими сыновьями, всего их было пятеро, построили дом, на 1-ой Авиационной улице.
Поэтический дар появился у Николая уже в школе. Впервые его стихи прозвучали на школьном вечере. После окончания школы он уехал в Москву и поступил на исторический факультет Московского Государственного университета. Параллельно с занятиями в университете, Николай посещает поэтический семинар Павла Антакольского, в литературном институте им. А.М. Горького.
В этот период он много пишет, но очень редко печатается. Первые стихи появляются в университетской многотиражке. В 1939 и 1940 годах юный поэт пишет две поэмы «Ваятель» и «Семья», к сожалению, они не сохранились. Большинство рукописей, очевидно, утеряно вместе с чемоданом, отданным на сохранение в начале войны. Сохранившиеся стихотворные произведения были опубликованы посмертно, с помощью друзей, в 1962 году в издательстве «Молодая гвардия».
С началом Великой Отечественной войны, Николай Майоров рвётся на фронт. Летом 1941 года, вместе с другими московскими студентами роет противотанковые рвы под Ельней. Прибыв в сентябре в Москву, Николай приходит в военкомате медкомиссию и уезжает в Иваново до получения повестки.
В октябре 1941 года был призван в ряды Красной Армии Краснопресненским райвоенкоматом г.Москвы. Во время похода маршевой роты на фронт, красноармейца Николая Майорова назначают помощником политрука. С января 1942 года, в составе 1106 стрелкового полка 331-ой стрелковой дивизии пулеметчик Николай Майоров участвует в боях с немецко-фашистскими захватчиками на Смоленщине.
В двадцати километрах от Гжатска (ныне Гагарин) советские войска несколько месяцев держали оборону деревни Баранцево. Немногие остались живы. В этих боях, 8 февраля 1942 года, во время первого большого наступления советских войск, красноармеец Николай Майоров погиб. Похоронен в братской могиле.
Семья у Николая была типичной и в то же время образцовой по тогдашним понятиям. Отец и мать – ивановские рабочие, старший брат Алексей – военный лётчик, которому он в 1939 году посветил замечательное стихотворение:
Брату Алексею
Ты каждый день уходишь в небо,
А здесь – дома, дороги, рвы,
Галдёж, истошный запах хлеба
Да посвист праздничной травы.
И как ни рвусь я в поднебесье,
Вдоль стен по комнате кружа,
Мне не подняться выше лестниц
И крыш восьмого этажа.
Земля, она всё это помнит,
И хоть заплачь, сойди с ума,
Она не пустит дальше комнат,
Как мать, ревнива и пряма.
Я за тобой закрою двери,
Взгляну на книги на столе,
Как женщине, останусь верен
Моей злопамятной земле.
И через тьму сплошных догадок
Дойду до истины с трудом,
Что мы должны сначала падать,
А высота придёт потом.
Нам ремесло далось не сразу –
Из тьмы неверья, немоты
Мы пробивались, как проказа,
К подножью нашей высоты.
Шли напролом, как входят в воду:
Жизнь не давалась, но её,
Коль не впрямую, так обходом
Мы всё же брали, как своё.
Куда ни глянь – сплошные травы,
Любая боль была горька.
Для нас, нескладных и упрямых,
Жизнь не имела потолка.
1939
У Николая Майорова, есть малоприметное стихотворение «Одесская лестница», из которого мы узнаем, что он мечтает увидеть город Сочи и Ташкент, Кавказ и Потёмкинскую лестницу в Одессе, которую он запомнил по фильму «Броненосец Потёмкин» и включил её в свои «семь чудес света», и мечтал её в предстоящей жизни увидеть воочию, чему не суждено было сбыться.
Одесская лестница
Есть дивные пейзажи и моря,
Цветут каштаны, выросли лимоны.
А между нами, впрочем, говоря,
Я не глотал ещё воды солёной.
Не видел пляжа в Сочи, не лежал
На пёстрой гальке в летнюю погоду,
Ещё ни разу я не провожал
В далёкий рейс морского парохода,
Не слышал песен грузчиков в порту.
Не подышал я воздухом нездешним,
Не посмотрел ни разу, как цветут
И зноем наливаются черешни.
Не восходил к вершине с ледорубом,
Не знал повадок горного орла.
Ещё мои мальчишеские губы
Пустыня древним зноем не сожгла.
Ташкента не узнал, не проезжал Кавказа,
Не шёл гулять с ребятами на мол.
Ещё одесской лестницей ни разу
Я к морю с чемоданом не сошёл.
Мне двадцать лет. А Родина такая,
Что в целых сто её не обойти.
Иди землёй, прохожих окликая,
Встречай босых рыбачек на пути,
Штурмуй ледник, броди в цветах по горло,
Ночуй в степи, не думай ни о чём,
Пока верёвкой грубой не растёрло
Твоё на славу сшитое плечо.
1939
В заключение надо сказать, что Николай Майоров ощущал себя большим поэтом, готовился стать профессионалом и бесспорно стал бы им, и страшился он не смерти, а того что она не даст развернуться ему, как поэту, в полную силу. И к великому несчастью для литературы оно подтвердилось, как раз для самых талантливых из поколения, их ранней гибелью на полях сражений Великой Отечественной войны, от смертельных ран под Нарвой и Новороссийской, в Сталинграде и на Смоленщине.
Решением исполкома Ивановского горсовета депутатов трудящихся от 11 декабря 1964 года №708 «Об увековечении памяти поэта Николая Майорова», 1-ая Авиационная улица, на которой жил поэт переименована в улицу Поэта Николая Майорова.
В литературном сквере установлен бюст поэта
.
Из поэтического наследия Николая Майорова
Что значит любить
Идти сквозь вьюгу напролом.
Ползти ползком. Бежать вслепую.
Идти и падать. Бить челом.
И все ж любить её – такую!
Забыть про дом и сон,
Про то, что
Твоим обидам нет числа,
Что мимо утренняя почта
Чужое счастье пронесла.
Забыть последние потери.
Вокзальный свет,
Её «прости»
И кое-как до старой двери,
Почти не помня, добрести.
Войти, как новых драм зачатье.
Нащупать стены, холод плит...
Швырнуть пальто на выключатель,
Забыв, где вешалка висит.
И свет включить. И сдвинуть полог
Крамольной тьмы. Потом опять
Достать конверты с дальних полок,
По строчкам письма разбирать.
Искать слова, сверяя числа.
Не помнить снов. Хотя б крича,
Любой ценой дойти до смысла.
Понять и сызнова начать.
Не спать ночей, гнать тишину из комнат,
Сдвигать столы, последний взять редут,
И женщин тех, которые не помнят,
Обратно звать и знать, что не придут.
Не спать ночей, не досчитаться писем,
Не чтить посулов, доводов, похвал
И видеть те не снившиеся выси,
Которых прежде глаз не достигал, –
Найти вещей извечные основы,
Вдруг вспомнить жизнь. В лицо узнать её.
Прийти к тебе и, не сказав ни слова,
Уйти, забыть и возвратиться снова.
Моя любовь – могущество моё!
1939
Памятник
Им не воздвигли мраморной плиты.
На бугорке, где гроб землёй накрыли,
Как ощущенье вечной высоты,
Пропеллер неисправный положили.
И надписи отгранивать им рано –
Ведь каждый, небо видевший, читал,
Когда слова высокого чекана
Пропеллер их на небе высекал.
И хоть рекорд достигнут ими не был,
Хотя мотор и сдал на полпути –
Остановись, взгляни прямее в небо
И надпись ту, как мужество, прочти.
О, если б все с такою жаждой жили!
Чтоб на могилу им взамен плиты
Как память ими взятой высоты
Их инструмент разбитый положили
И лишь потом поставили цветы.
1938
Творчество
Есть жажда творчества,
Уменье созидать,
На камень камень класть,
Вести леса строений.
Не спать ночей, по суткам голодать,
Вставать до звёзд и падать на колени.
Остаться нищим и глухим навек,
Идти с собой, с своей эпохой вровень
И воду пить из тех целебных рек,
К которым прикоснулся сам Бетховен.
Брать в руки гипс, склоняться на подрамник,
Весь мир вместить в дыхание одно,
Одним мазком весь этот лес и камни
Живыми положить на полотно.
Не дописав,
Оставить кисти сыну,
Так передать цвета своей земли,
Чтоб век спустя всё так же мяли глину
И лучшего придумать не смогли.
А жизнь научит правде и терпенью,
Принудит жить, и прежде чем стареть,
Она заставит выжать все уменье,
Какое ты обязан был иметь
1940