В дубовой роще древних властелинов туман клубится мороком осенним, с тотемов кровь ручьём стекает в глину. Всевидящее око зло и серо: обидно, что могущество угасло, в корнях у древ не чувствуется силы, былая слава магов нынче сказка, никто не помнит, как готовят сидр из вереска, цветущего в июле, как в лунном свете блещут крылья фейри. В печальной роще не уютно людям, они давно в волшебное не верят, не любят покидать свои деревни, на огородах ставят странных чудищ. В забытой роще гул напевов прежних и тени старцев – лекарей и судей: плащи их белые – рваньё и ветошь, ножи их острые зарыты кладом. Омела, что опутывала ветки, сожмёт запястья эльфам и дриадам.
Здесь зелень превратилась в мёртвый камень – дурное чародейство тёмных братий. Давно про лес соврали чьи-то карты, что королевской власти не утратит – но кроны ниже, а дубы дряхлее, оврагами рассечены лощины, не набирает соков синий клевер, задушенный липучей паутиной, полно валежника и волчьих ягод, самих волков, угрюмых и голодных. Когда-то мох был шелковист и мягок, когда-то роща значилась оплотом людского рода – бедноты и знати – друиды ведали большим и малым. Они хранили мудрость тайных знаний – и расцветали пламенные маки в листве зелёной, полной изумрудов, в траве, где прячутся сверчки и змеи. Теперь здесь черепа белесой грудой, но их никто и тронуть не посмеет. Теперь здесь дикий зверь, лесная птица живут почти без божьего присмотра.
Тотемные морщинистые лица.
От чьей-то крови под ногами мокро.