Усталость пронизывает до костей.
На лапках сороконожки подползает
Бессонница. Заведомо сожженная постель
На ночь покойную шансов не оставляет.
Двойные согласные продлевают муку,
С какой их выводит подавленность.
Писать мелодию сердечному стуку
Надоело, и надо его уговаривать.
Но я сменю форму стихов как меняю чувство
Собственной обреченности на немой покой.
Сейчас, наблюдая борьбу змеи и мангуста,
Я становлюсь неприкасаемой стороной.
День прошел с суетой, прощаю его за это.
Все работа – так сказать, бытие человеком.
Но теперь я рассеюсь, предстану ветром,
Безучастно следящим за приходящим веком.
Расплавляются стены, слышен шум улицы.
Летаю по ней мотылем, проходящим сквозь
Машины, дома, прохожего, кто сутулится,
Собираюсь облаком и разделяюсь врозь.
Запах резины, сырости и асфальтовой крошки.
Голоса… «Я купил куртку», «спешу», «прохлада».
Меня замечает черно-бурая в переулке кошка,
Перебегает дорогу, выскочив из засады.
За окнами темнота и с лампами полуночники.
От них веет шепотом, напряжением и теплом.
Если я так решу, путешествие не закончится,
Я пройду через каждый маленький электрон.
Не страшно увидеть себя «другим», страшно
Себя отвергнуть и изнурять в притворстве.
Если тянет забраться на высочайшую башню,
Как должен, будь ветром и ничего не бойся.
Принять себя означает принять свободу,
Пустить в бесконтрольную область душу,
Ощутить, как все тело пронзают восходы,
Отправляясь туда, где бесконечно лучше.
Мой путь пограничный; пора прощаться.
То, что жевало, сковывало и охраняло,
Уйдет, в одночасье распавшись на части.
А что на просторе с ветрами станет?..
Keihne.
18.09.18