Попрыгунчик

Марина Гулина
Что это? Развалины Нью-Йорка или Чикаго? Теперь сложно разобраться, все руины похожи как капли дождя. Есть уверенность только в одном – это останки мегаполиса. Уже более ста лет не идет война, и это не потому, что не слышно точечных снайперских сердце биений и перестали вырастать грибы атомных вакханалий. Просто уже более ста лет нет такой исторической единицы, как человечество. Мир пока не умер. Всё так же по утрам на востоке восходит солнце, и через несколько десятков комбинаций стрелок на циферблате оно умирает на западе. Всё так же идет дождь, и дует одинокий пронизывающий ветер, просто нет людей, хотя следы их существования ещё не исчезли.

Остались мегаполисы, а точнее их руины с ребристыми костями небоскребов, где в этот момент вверенные в вынужденное одиночество стояли два ангела. Их крылья, прошедшие через черные в пол плащи, были размахом не менее двух метров. Стоявшие походили друг на друга как братья, за исключением цвета крыльев и глаз. В сумерках, когда Запад уже едва отличался от всего неба чуть заметным выдохом погибающего солнца, перья их крыльев были почти похожи – немного розоватые от угасающего света. Но у одного из посланников некоторые перья походили на кусочки сумрачного неба, что так жадно обнимало их своими липкими объятьями. Его глаза были стальными, из них веяло холодом и сыростью. Второй же ангел был моложе. Его лицо казалось мальчишеским, яркие голубые глаза грели подобно солнцу, и белоснежные крылья, робко прижатые к спине, довершали образ нотами смущения и доверчивости.

Тьма продолжала медленно сгущаться, и появление луны ознаменовалось пронзительным воем волчьей стаи. Становилось жутко, но это не было опасным, ведь стая у Китайского квартала. Это пока не опасно!

- Ты куришь?!

- Мне пришлось…- и тихий выдох терпкого дыма, и мягкий удар пальцев о раскуренный силуэт сигареты. – Война была слишком долгой, Райн. Мне пришлось…

- Я не знал, что нам дозволено…

- На войне дозволено всё…

- Спорно, но я не смею спорить. Ты старше.

- Да… - и снова выдох. Дым и тихий кашель. – Терпи…

Несколько минут молчания, и длинные тонкие пальцы скидывают уже начинающий тлеть фильтр крепкой сигареты. Легкий хруст костяшек. Он поправил челку и взъерошил волосы. Глаза из небесной голубизны вновь стали серо-стального оттенка. Ему тепло только от сигарет, но их осталось три, а впереди вечность. Нужно терпеть.

- Давай поговорим? Мне страшно, и я не могу молчать, - Райн судорожно сжал кулаки, по его телу прошли волны дрожи. Ночная сырость.

- Говори. Я разрешаю.

- Сейчас будет снова ночь, да? Мне становится холодно. Знаешь, я боюсь ночи. Она убивает надежду, и мне…

- У тебя есть надежда?!

- Конечно! Я же читал. Почти все люди погибли, но ветер доносит слухи, что на востоке есть выжившие, для них я храню надежду!

- Им не нужна твоя надежда. Им нужен наш Бог, но он ушел.

- Он не ушел! Я не верю! Он просто закрыл глаза, ведь они были слишком жестоки…

- Слишком жестоки были мы.

- Я не спорю. Отряды карателей истребляли, но ведь не всех! Выживших он простит, ибо милосерден! Я верю в это! Ещё можно всё исправить, поэтому Бог и не призывает ангелов обратно!

- Они истребили сами себя. Мы истребили виновных, выжившие слабы и слепы, их убьют холод и волчьи стаи. Нет потопа, саранчи и ада. Они и так жили в аду и в нём же погибают. Он ушел. Ангелы не призваны, ибо мы были в аду. Мы солдаты!

- Что же будет, Грег? Как нам быть?

- Волки близко. У нас мало времени. У меня же его нет вовсе.

- Да, нам стоит уходить. Сегодня на запад? – Райн плотнее завернулся в полы плаща, но сырость пробиралась внутрь, острыми мурашками распространяя свой холод.

- У нас есть крылья. Сегодня – Запад. – то, что заставляло так сильно дрожать и кутаться в плащ одного, второму добавляло решимости. Он сильнее расправил крылья и подошел к краю крыши.

- Подожди! Но я не могу летать! Ведь ты же знаешь, я создан во время войны! И мы уже лишены дара летать. Мы Его уже не видели. Я вообще Его не видел.

- Вас создавали мы. Тогда Он уже ушел. Но я могу научить тебя летать!

- Пожалуйста! Тогда я смогу полететь и помочь им! Они не будут больше слепы! Я подарю им надежду! Ведь ты же видел Бога?!

- Да…

- Вот я и расскажу им о тебе! Ты видел Бога и знаешь, что он есть! Я видел тебя! У нас есть надежда! Мы сможем быть!

- Да. Подойди к краю крыши и встань как я. Расправь крылья.

- Мне страшно…

- Ты – ангел. Встань и расправь крылья! Бог есть! Сделай шаг, и ты будешь летать!

У Раина предательски дрожали колени. Он стоял на краю и превозмогая невыносимую боль пытался расправить крылья. Жесткий режущий контраст чистой нетронутой белизны и черноты порочной, пропахшей смертью и страхами ночи, резал пространство. Крылья расправлены. Баланс восстановлен. Нужно лишь сделать шаг. Всего один! Переступить страхи и нарушить черту, чтобы донести людям вести о Боге. Донести им Бога!

- Нужен шаг?

- Да. Иначе кто поверит тебе, если ты не летал?! Кто поверит в тебя?.. это буду точно не я… и не те слепые безумцы…

- Тогда – ДА!

Это был самый короткий миг. Сил на взмах не хватило. Потоки воздуха ударили в лицо. Крылья взметнуло вверх и перебило у основания. Тяжелым грузом грехов пал он на искореженный асфальт, кровавые руки беспомощно ласкали его холод, пытаясь поднять тело павшего, сердце стучало всё тише. В ушах шумела кровь, глаза лгали. Или нет? Он смог ценой неимоверных усилий через боль и панику, рассмотреть, как Грег слетел ниже и опустился на кузов стоящей рядом проржавевшей машины. Серость его крыльев мягко выхватывалась из темноты.

- Я не хотел быть началом судного дня, но не мне суждено решать. Ты был такой не один. Все пытались верить и хранили надежду. И все падали. Вам нельзя жить. Таков Его выбор. Он ушел и оставил нас, чтобы зачистить. Грехов слишком много. Бог создавал нас, чтобы мы несли им надежду, но они не верят. Вы Его не видели и потому не можете донести…

- …Его…видел… ты… помоги нам!.. им нужна надежда!

- Не трать силы. Все ангелы лживы и люди поняли это уже давно! Многие вообще в нас не верят, хотя такие ни во что не верят. Пусть уж они строят и рушат свои миры. Им от этого легче. – Грег достал сигарету и стал разминать её пальцами, чтобы табак лег свободнее и образовались пустоты. – Им легче от мысли и права решать за себя. А ты спи… спи, мой ангел, и сон твой будет спокоен.

- Что будет там?.. рай?

- Там будет тишина и Он… рая нет! Есть Он. – зажав сигарету пальцами правой руки, он слегка прищурившись заставил её тлеть. Воспламенил взглядом. Как не верить в существование ангелов при наличии чудес?!

Райн истекал кровью. В голове стучали две мысли: Бог есть, и он умирает. Нет, не Бог умирает, а он! Тот, кто пытался летать, чтобы донести надежду, но не смог. Не хватило сил, ибо не чувствовал он в этом мире Творца. Было страшно подумать, что Он закрыл на нас глаза, а тем более ушел! Дыхание павшего становилось тяжелее, сердце затихало, но вопросы не кончились, становилось слишком страшно.

Грег выпрямился и прикрыл глаза. Он не любил такие минуты, ему было больно и холодно. Каждый раз, совершая подобный суд над такими наивными мечтателями, он убивал что-то и в себе, как будто карал и себя за былые надежды. Сейчас странно вспоминать первые дни войны, когда люди ещё только учились ненавидеть друг друга. Они вгрызались в свои мечты и разрывали артерии желаний. Многие умирали от бездуховности, первыми тогда и погибли-то церковники. Все мечтали о победе, и надежду о мире и Рае, вытеснило мокрое и скользкое желание жить и властвовать. Народы воевали друг с другом, континенты тонули в крови и, казалось, что весь океан просто кипел от ненависти и алчности. Ангелы пришли слишком поздно. В них уже не верили, да и не нуждались. Тогда были созданы иные законы. Грег отлично помнил, каким он был – огромные белые крылья и теплый взгляд голубых наивных и кротких глаз. А потом приказ, убивать таких же как он, трогательных и хранящих надежду на «мир и Рай». Таких как Райн были сотни. Он помнил их поименно, но больше всего мучили не имена, а воспоминания о нарастающем, с каждым убитым, холоде. Грег ни сразу тогда заметил, как стал «сереть», просто ближе к концу войны, один из приговоренных мечтателей спросил о стальном цвете глаз. Да, глаза никогда не врут, они с радостью выдают миру гниющую душу, весь этот смрад мыслей и поступков. Он сам знал, что однажды вот так же рухнет на асфальт за все деяния, хоть и творил их с благословения, ибо был орудием. Раньше за грехи был потоп, теперь Бог не делал ничего, Он просто дал людям свободу, а ангелы нужны, чтобы «мечтатели» не возрождали мыслей и надежд о Нём. Вот и сейчас, у ног умирает мечтатель, хранивший в своем сердце тепло, для этого проклятого ада. Его муки сверх меры окупили его же грехи, теперь он чист и достоин покоя, а прочие пусть умираю в грязи своей бездуховности и фальши.

- Кто ты тогда?.. Кто? – воспоминания нарушил тихий вопрос. Осталось недолго.

- Я-то, что считают пороком и болью, то, что видит и верит в ваш страх. Я взращиваю обиды, поливая их слезами разбитых надежд. Я тот, кто помогает вам сделать последний шаг. Я есть в каждом. Я часть каждого. Я –Будущее. Холодное. Колкое. Серое. Твоё время вышло. Ты мученик. Ты ошибка. Тебе пора к Нему.

Дыхание Раина стало тише, кровь тонкой струйкой стекала по губам. А за его спиной уже тихо и мягко по камням и стеклам ступали лапы тех, кто призван довершить правосудие будущего. Их утробное рычание мягким рокотом разносилось в тишине погибшего мегаполиса…

Карателю стало дурно от приторного запаха крови, но приходилось ждать. Нужно знать наверняка, что всё кончено. Воспоминания и разговор отвлекли его от самого главного – сигарета в руке истлела на треть. Он затянулся так сильно, что голова закружилась. Выдох. Терпкий дым окутал его силуэт, ему стало тепло и сладко, так же тепло и сладко было волкам, нашедшим свою жертву – очередного падшего со сломанными крыльями, убитого не падением, а предательством Будущего.

Сбросив окурок, Грек с грустью заметил, что ещё одно перо на левом крыле из белого стало серым. Конец близок, осталось с десяток белоснежных, и он выполнит свою миссию – надежды и веры в их сердцах не станет. И будут люди – животные, подобные волкам.

____________________________________________

Звук сирены скорой помощи заставил машины прижаться ближе к обочине. Для Чикаго это обыденность. Здесь каждый день что-то случается. Вот и сейчас бригада неотложки неслась на полной скорости на вызов. Очередной умалишенный спрыгнул с небоскреба за какие-то идеи. Обыденность. Город ветров огромен, население не маленькое, поэтому неудивительно, что встречаются и такие чудаки.

Ребята со скорой опоздали. Картинка была не самая приятная. Спрыгнувший мало был похож на человека, а то, что от него осталось, объедали бродячие собаки. Ещё одна проблема этого проклятого мегаполиса.

_____________________________________________

Городской морг. Вскрытие. Патологоанатом медленными и размеренными движениями вскрывает черный пластиковый пакет с останками самоубийцы. Это сплошная формальность, так как «потрошить» в принципе и нечего. Они называют таких «попрыгунчиками».

Светодиодовые пятилепестковые двухкупольные лампы слепящим светом выхватили изувеченное тело. Всё как обычно. Патологоанатом жесткими затянутыми в стерильные перчатки пальцами исследует тело. Налицо явные повреждения от падения. Груда останков ничем не напоминает о том времени, когда всё это было человеком. Ничем кроме глаз. Они холодные и застывшие. Одна радужка голубая, другая – серо-стальная. Остекленевший взгляд полный надежды и ужаса. Врач стянул перчатку с правой руки и включил диктофон, оставляя на кнопках белые следы от талька.

- Чикаго. 3 марта 2009 года. Вскрытие тела Раина Грега Фокстера. Спрыгнувшего с 27 этажа небоскреба...