С утра пораньше млеет палуба.
Железный катер рвёт волну.
Её времён тугая пагуба
уподобляет нынче льну.
Высокий берег, ДОПР горбится –
Застыв навек в небесном рву.
Мой ветер клокотаньем горлицы
Тревожит памяти траву.
Там, в ДОПРе страшные разбойники
сидят как в сумерках коты.
Перед допросом (вот негодники)
Нередко зашивают рты.
Мы с братом слушаем внимательно
рассказ хмельного мужичка.
А катер чешет по касательной,
Сквозняк танцует у плеча.
Царят в салоне безалаберно
мешки, баулы, чемодан.
И пассажиры сонно-камерно
Беседой мнут надводный стан.
Их шляпы охристые сетчаты,
повисли цифры на уме.
Слова железисто решетчаты,
как двери в ДОПРе на холме.
Нас у колена держит тётушка.
Мой кулачёк зажат в тиски.
А украинская молодушка
напротив признаки тоски
несёт во взгляде. День таинственный
цветасто скачет на платке.
Она ворчит с печалью лиственной
на незнакомом языке.
О, нам так хочется на палубу-
не закрывая рот: «Ну, тёть!»
Вот так китайца тянет в пагоду,
что жёлто коченеет плоть.
На берегу церквушка-башенка.
Брат замер – что глаза терзать?!
Но девочка большая Машенька
в моих волнах находит гладь.
При ней альбом для рисования
и строгость детского лица.
Я сразу ДОПР впечатал – нате Вам!
Её отец сказал: «Кацап!»
Вздох - тётушка достала Гоголя.
Вмиг у Диканьки вечера.
Глазёнки Машеньки от соболя
накрыла радужная мгла.
-Там про любовь, нельзя им маленьким,-
папаша голоса картон
к ушам приладил. Тётка: «Аиньки?»
И про Вакулу ветру в тон.
Нам выходить,- гнедое солнышко
живёт у Маши в волосах.
Вода целует катер в донышко.
В каких-то солнечных усах
Хохол кричит: «Бувайте, хлопчики!»
И, недоступная навек,
блистает палуба подстрочником
Поэм, растаявших как снег.
Мой рот зашит, не плачу. Мужество
кривит невнятные черты.
Я как Вакула - за супружество.
Я в Питер улечу… Мечты!
Зелёный Днепр алмазы пестует.
В нём поселились облака
камнями брошенного Пестума –
белёсые, издалека.
Авторская работа «Берег» тушь, кисть