Ах, какая женщина

               

Я приехала в областной центр на очередные курсы повышения квалификации учителей.

Меня поселили  в общежитии при этом же институте. Комната оказалась тёмной и узкой, на две койки. На одной из них уже лежали чьи – то вещи. Я разделась и легла в постель. Приятно было окунуться в прохладные простыни и отдохнуть после утомительной  поездки в автобусе. Завтра меня ожидали скучные лекции по обучению и воспитанию учеников. Вскоре появилась и моя соседка, женщина лет сорока пяти.

         Одежда на ней не имела ничего общего с тогдашней модой: потрёпанное пальтишко, на ногах войлочные сапожки, которые обычно носят старушки.  После того как она разделась, я с чувством превосходства оглядела её с ног до головы. На женщине был чёрный сарафан, лоснящийся от длительного ношения,
пожелтевшая синтетическая блузка, которая давно уже вышла из моды. Когда она сняла верхнюю одежду, то с ещё большим удивлением увидела, что на ней вместо комбинации
была ситцевая ночная сорочка. На ногах простые чулки с круглыми резинками.

          Самодовольство моё выросло до невиданных пределов. Я и она – какой контраст!
Но моя соседка ничуть не стеснялась своего затрапезного вида. Напротив, она находилась в очень хорошем настроении. Распаковав свои сумки, женщина стала хвалиться покупками: «Вот копчёной рыбки купила в магазине своим деточкам».
Она дала мне понюхать рыбу, и я восхитилась запахом копчёности. Вскоре её хорошее настроение передалось и мне. Потом она показала увесистый кулёк  шоколадных конфет. С конфетами тогда  была напряжёнка.

             Слово за слово, и я втянулась в беседу. Женщина, как оказалась, была тяжело больна. После операции, избавившись от одной болезни, она тут же получила – другую.
Отправившись в аптеку за лекарством, она поскользнулась на ступеньках крыльца, упала
и сломала ногу. Пролежала два месяца в гипсе и три месяца – на больничной койке.
Нога плохо разрабатывалась, хромата осталась. Ей пришлось выйти на работу, иначе – инвалидность. А пенсия меньше, чем зарплата, которая составляла всего сто шестьдесят рублей. А у неё, как оказалось, четверо детей.

           - Конфетки – это  моей младшенькой, Танечке. Не часто приходится баловать её сладостями.  – А старшему своему сыночку «пуливер» купила, средненькому «кедры».
Он у меня в хоккей играет. Очень будет рад. Каково же было моё удивление, когда я узнала, что по образованию она учительница русского языка.  Может, это особенности дикции, я не знаю, но отступившее было презрение, вспыхнуло с новой силой.

          - Мужа выгнала, муж у меня алкоголик, - продолжала она. Алиментов никаких не получаю, чтобы мои дети потом не страдали. Когда его жареный петух клюнет, то он
вспомнит тогда о своих детях и подаст на  алименты. Я этого мужа выбирала, одна и мучиться буду. – Да как же вы живёте впятером на сто шестьдесят рублей? – удивилась я,  школа, наверно, помогает?
 - А я никакой помощи не принимаю, никаких бесплатных обедов, никаких пособий,
чтобы моих детей потом не упрекали. Я им всегда говорю: - на чужой каравай рот
не разевай. Жить надо по своим средствам. Старшенький сильно болел у меня. Белокровие у него. Теперь, слава богу,  вылечили. С учёта скоро снимут.
После школы на кока хочет пойти учиться. Я этому очень рада, у него всегда будет свежее питание, которое так необходимо при белокровии.

     - Вот так и живём. Теперь уже вчетвером.  Старшую доченьку  теперь муж содержит.
Она у меня талантливая, музыкальную школу на «отлично» окончила. Этот сарафан и эту блузку уже шесть лет ношу, больше одеть нечего. Сыну вот «пуливер» за пятнадцать рублей купила, а скажу, что за двадцать пять. Пусть не думает, что самые дешёвые вещи носит. Я всегда так делаю: куплю, что дешевле, а там что-нибудь крестиком вышью
или  пуговички интересные подберу.  Учителя даже спрашивают: - где ты такую оригинальную вещь купила? А я только рукой махну, сказать - то нечего.

     - У меня ещё пятьсот рублей на книжке лежат, на всякий пожарный случай.  Была тысяча,
да истратила на свадьбу, когда дочку замуж выдавала. Летом они вместе с мужем в консерваторию поступали. Его приняли, а дочке одного балла не хватило, не прошла
по конкурсу. Так он тоже документы забрал. На следующий год снова вместе поступать будут.
        - Наверно, у вас хозяйство есть? – поинтересовалась я.
-Да никакого хозяйства нет, огородик один.  Картошка своя, а больше ничего, некому хозяйством заниматься. Дети учатся, а мне здоровье не позволяет. А как живём? Жить – то можно по-разному. У меня дома простыни только из бязи – не до красоты, лишь бы чисто было. Дети у меня золотые, всё сами делают: И стирают, и убирают, и гладят, и готовят. Я- то со своей ногой на работе так намаюсь, что дома уже ничего делать не в состоянии. Простую рубашку и чулки хлопчатобумажные ношу потому, что аллергия у меня на синтетику. А вот блузку носить приходится,  новую -  купить не за что.

      По мере того, как я узнавала по нелёгкой судьбе этой женщины, чувство собственного превосходства постепенно угасало. Самовлюблённость и самодовольство
куда – то испарились, напротив, в душе нарастало разочарование в себе самой.
Приходило сознание собственного ничтожества. И я простила ей всё: и неправильное произношение, и затрапезный вид, и то, что она была учительницей русского языка.
Зато характеру можно было позавидовать.

        При расставании у меня так и чесались руки, дать ей двадцать пять рублей
на подарки детям. Но я так и не решилась. Знала – не возьмёт. Не такая это женщина.
«За такую женщину на костёр пойдёшь».
               
                Н.И.Цветкова
      

-