Всё образуется – до образца,
разлука сблизится до оклика, до жеста,
читаю пальцами я азбуку лица,
и нахожу для нежности там место.
И нежность пальцы движет по щеке,
слова затихли беззащитные, нагие,
и мы молчим на древнем языке,
который позабыли все другие.
На этом языке лишь пальцы говорят,
начало жизни от движения простого,
и в этом таинство, языческий обряд,
ведь мы родились до рождения Христова.
Мы были – эти дикие поля,
дождя в праве бескровные покосы,
и заросли степного ковыля,
что в слёзы ждёт не выпавшие росы.
Мы ждали так, что превратились в слух,
язычество ушло, и начали молиться,
когда одно рождается из двух,
и пальцы нежностью вылепливают лица.
Мы по минуте пили этот час,
скользило время осязаемо и зримо,
и что бывает в жизни раз,
но много раз проходит мимо.