Весь в бежевом, под цвет соломы,
и выгоревшего холма,
и корпусов давно знакомых,
и состояния ума.
Но брызнет зеленью с газона,
застынут пальмы веера
и апельсиновая зона
мелькнет в оранжевых шарах.
И вновь шелками малахита
в сапфире солнечного дня
предстанет то, что было скрыто,
что ускользало от меня,
что наполняет вакуоли
и шелест лиственных речей,
и неподвластно нашей боли,
как воздух, роща и ручей.