Город засыпает под шум машин и осенне глухое стрекотание последних насекомых. Фонари погаснут ровно в два, и тогда покажутся над головой блеклые осколки на еле различимом Млечном Пути. Самое время подумать, самое время хоть немного пожить той действительной жизнью, о которой писал медленно умирающий Пруст, той жизнью, что рождается в собирании личного опыта разрозненных действий и случаев в единое целое, осмысленное и неповторимое. Снова призраки былых дней кружатся в вязком воздухе, а редкие прохожие так напоминают палачей, тюремщиков и беглецов выстраданных в прошлом страстей. Все они любимы и ненавистны. Какая прекрасная ночь! Скоро будет легче дышать, внутренняя музыка заглушит бесконечную песнь вселенной. Придет долгожданный покой. Сон одержит очередную победу в ежедневной битве.
Взгляд падает на горстку разбросанных вдоль дороги пожелтевших листьев, внутренний голос становится отчетливее: "... и так было всегда... ты будто бы все это время не давал городу заползти в тебя холодной тяжестью его домов и кривых улиц, машин и манекенов - людей. Все это время ты пребывал в усилии жить и воевать с ним, а сейчас стоишь на перекрестке струящихся из него лучей, проникающих в тебя беспрепятственно и дерзко... Этому городу суждено написать для тебя еще одну новую историю..."
Медленно возвращаюсь в квартиру на пятом этаже, встречая по пути наверх двух или трех задержавшихся где-то усталых соседей, которых никогда не узнаю. В них я вижу всю сумму своих поражений и побед над мегаполисом, в них я встречаю закат старого мира и рассвет нового...
Кальянные угли скоро раскалятся докрасна и ароматный дым заполнит грязную кухню. Страницы недочитанной книги виновато прошелестят и замолкнут надолго. Еще тепло, еще есть повод для удивления над хаосом бесконечной глупости и бессмыслиц, остались торчащие из пустоты метафизические крючки, удерживающие меня здесь. Завтра я не буду ничего писать. Завтра я не выйду из комнаты. Этот город ровно на один день обретет свой смысл.
Скоро он погрузится в зимний сон, в котором живые счастливые люди покинут его навсегда.