Жизнь, что вчера извивалась затейливой линией,
стала засохшим мазком на предметном стекле.
Скрытые силы уверенно к точке вели её;
кесарю – кесарево, а покойному – склеп.
Грезилось в детстве о чём-то хорошем и правильном,
давняя блажь без остатка в песок утекла.
Явь иссушила мечты и в своё переплавила,
деньги, приказы, кураж – вот мужские дела.
Праведность помыслов вылилась, как это водится,
в пламя, руины и мух на раздутых телах.
Крест на груди, но под ним не жилось Богородице,
будни наёмника – ненависть, гибель и страх.
Больше не будет походов, боёв и усталости.
На камуфляже свернулась и высохла кровь.
Сохнут глаза под светилом, спокойно-безжалостным, –
что ему воин, убийца, подонок, герой...
В землях чужих не случится поминок с кликушами,
однополчане на слёзы и речи скупы.
Ветер пустыни молитву лениво послушает
и полетит по делам вдоль змеиной тропы.